Газета Завтра Газета - Газета Завтра 20 (1224 2017)

А между тем Ксения Ларина перестала отгрызать у стульев ножки. Это означало, что Станислав Александрович Белковский надумал жениться. И действительно, выяснилось, что Станислав Александрович Белковский оставил свою прежнюю жену, красивую деревенскую женщину, однако без хорошей родословной. Взял он себе в жёны невесту из рода Белосельских-Белозерских, которую полюбил безумно и,ещё будучи женихом, ради неё проиграл в карты три состояния.

Он отправился со своей новой женой в свадебное путешествие в Венецию, потому что очень любил Венецию. Он принимал у себя в доме венецианских дожей, дружил с Микеланджело, ночами встречался с папским нунцием. Днём, вместе со своей женой, кормил голубей у Собора Святого Марка. Покормив голубей, он решил вместе со своей молодой женой совершить путешествие по большому каналу. Гондола была длинная, красивая. Гондольер был в шляпе, закутан в плащ, он повёз молодых по большому каналу, орудуя веслом и распевая неаполитанскую песню. Когда они заплыли на середину большого канала, гондольер оглянулся, и Станислав Александрович Белковский узнал в нём писателя Проханова.

Гондольер стал укорять Станислава Александровича Белковского, что тот бросил простую деревенскую простолюдинку и взял себе жену из аристократического рода, а это означало вероломство. Станислав Александрович Белковский начал оправдываться и говорить, что простая деревенская женщина и новая его жена из рода Белосельских-Белозерских – это одно и то же лицо, просто деревенской жене сделали макияж. Писатель Проханов поверил Станиславу Александровичу Белковскому и перестал его укорять. В это время по большому каналу плыл табун лошадей. Впереди плыла Евгения Марковна Альбац, аза ней квадрига: Ольга Бычкова, Ольга Журавлёва, Оксана Чиж и НателлаБолтянская. Дальше плыли остальные: Ксения Ларина, Наргиз Асадова и Майя Пешкова. Все они уплывали вдаль. Писатель Проханов увидел их и сказал Белковскому: «Видишь, мои собаки плывут». Но Станислав Александрович Белковский деликатно заметил, что это не собаки, а лошади.

На спине у Евгении Марковны Альбац сидел поэт Дмитрий Быков. Он уплывал из Европы в Америку на спине Евгении Марковны Альбац, и это называлось «похищение Европы».

Писатель Проханов, он же крестьянин, он же гондольер, он же полярник, приказал плывущим лошадям поворачиваться и следовать за гондолой.

Он стал наблюдать за приметами. У Майи Пешковой стала расти грудь, а это означало конец капустного сезона. Наргиз Асадова перестала есть жмых, а это значило, что минские соглашения зашли в тупик. Евгения Марковна Альбац норовисто сбросила со своей спины Дмитрия Быкова, и тот упал в канал. Это значило, что скоро у Дмитрия Быкова будут стихи. Писатель Проханов выловил Дмитрия Быкова из канала и взял в гондолу. Все они плыли по большому каналу: писатель Проханов, он же гондольер и крестьянин, Станислав Александрович Белковский со своей новой женой, которая была старой, и Дмитрий Быков, который в это время сочинял слова для новой неаполитанской песни. Следом за ними плыл табун, который раньше был собачьей упряжкой. Все они плыли мимо венецианских дворцов, распевая неаполитанскую песню, для которой Дмитрий Быков написал слова: «Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиг он нас воспитал».

Апостроф

Георгий Судовцев

18 мая 2017 0

Михаил ДМИТРИЕВ. Симулякр. Тесак. — М.: Книжный мир, 2017. —224 с.

Автор этой книги относится к той уже достаточно многочисленной, но всё ещё не слишком приметной волне отечественных писателей, "точкой отсчёта" для творчества которых стала трагедия Донбасса. Предыдущая похожая волна, поднятая "чёрным октябрём" 1993 года, осталась почти неприметной на фоне массы "перестроечных" и "рыночных" писателей, так или иначе активно паразитировавших на теме "проклятого совка" с использованием ещё советских тиражей книг и журналов, заработавших на этом себе известность, а потом занятых разного рода эксплуатацией этой известности.

Из тех писателей, в сердце которых стучит пепел Дома Советов, на слуху сегодня имена разве что Захара Прилепина, Сергея Шаргунова и Романа Сенчина. С писателями и поэтами, в которых дар слова пробудили бои под Славянском и Горловкой, всё ещё неоднозначнее. Михаил Дмитриев в своей первой книге "Цель — Мавзолей и далее… Из морока постмодернизма в окопы Донбасса" определённым образом перекликался с романом Александра Проханова "Убийство городов". Но для главного редактора газеты "Завтра" и председателя Изборского клуба, за последние полвека прошедшего множество "горячих точек" от Джаланашколя до Чечни, война в Донбассе в любом случае не была первой и единственной, он писал этот свой роман пусть с яростным сердцем, но с холодной головой, вытаскивая на суд читателей видимые ему тайные механизмы конфликта, задуманные очень давно и очень далеко от киевского "майдана" и степных терриконов Донбасса. А Михаил Дмитриев явно ощущал своего героя (и самого себя) на этой войне словно бы "впервые родившимся", переполненным хаосом ярчайших и порой — смертельно опасных проявлений этой гражданской войны, где брат снова шёл на брата, а сын — на отца.

Я по дорогам памяти иду —

иду к векам, которым нет возврата,

где пахари жевали лебеду,

где на отца шёл сын, и брат на брата

приподнимал дымящуюся сталь…

Я вижу всё, что совершалось встарь.

Столетий необъятная печаль

уже плывёт над нашими полями,

и в каждый дом стучится невзначай,

и каждый дом охватывает пламя…

Сквозь пепел прорастает иван-чай,

и по забвенью пролагает память

свои дороги.

Пыль там горяча,

и это — всё, что происходит с нами.

Такого рода со-чувствие, конечно, не проходит бесследно. Но, единожды задавшись вопросом "Кто я? Откуда? Куда иду?", — писатель неизбежно оказывается один на один с такой бесконечностью, где трудно что-то разглядеть чуть дальше собственной руки, где даже собственные жизнь и смерть во многом утрачивают свою "субъективную абсолютность".

Поэтому с надеждой и некоторыми опасениями открыл новую книгу Михаила Дмитриева. Скажу сразу: подтвердилось и то, и другое.

"Симулякр": бессмысленность и бесцельность "рыночного карнавала", вот уже больше четверти века длящегося в российской столице, где каждый участник рано или поздно никого не видит в зеркале перед собой. "Тесак": история турецкого ятагана (а может быть, судя по фотографии, древнего фракийского меча), соединяющего битву при Молодях, защиту Троице-Сергиевой лавры с буднями "лихих девяностых" и не менее лихой, хотя и куда более респектабельной "эпохи Путина", — всё это дано в ярком и каком-то хаотично непрофессиональном "клиповом" стиле, где многое возникает неизвестно откуда и исчезает неизвестно куда, обрывая вроде бы выверенные и прописанные сюжетные линии, образы, смыслы… На что можно опереться, за что держаться в этом вихре?