Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Характерным грозным объявлением пришлось разразиться гомельскому полицмейстеру Хлебникову: «За мое 4-дневное пребывание было уже два раза покушение на мою жизнь через бросание бомб. Негодяи, бросившие бомбы, – евреи. Предупреждаю, что всякого еврея, принадлежащего к отбросам еврейского общества и называющего себя демократом, на пути моего следования по городу будут расстреливать на расстоянии 50-ти шагов от моего экипажа сопровождающие меня казаки».

Подобным ясным пониманием происходящего и надлежащей решимостью обладали далеко не все представители власти. А самое скверное в том, что верховная исполнительная власть – Кабинет министров – вмешалась в эту необъявленную войну не на стороне справедливости. Его глава Сергей Юльевич Витте, автор постыдного мира с Японией, добрый знакомый заокеанских банкиров (таких, как Якоб Шифф), идеолог т. н. французского займа, поставившего Россию перед необходимостью вхождения в Антанту, открыто встал на нерусскую сторону [193]. Женатый на еврейке, кровью и духом сроднившийся с евреями, как и наш герой Черчилль, зависящий от них материально, он не сочувствовал русским монархистам, не мог благоволить черносотенцам и писал о них так:

«Они ни по приемам своим, ни по лозунгам (цель оправдывает средство) не отличаются от крайних революционеров слева, они отличаются от них только тем, что революционеры слева – люди, сбившиеся с пути, но принципиально большею частью люди честные, истинные герои, за ложные идеи жертвующие всем, и своею жизнью, а черносотенцы преследуют в громадном большинстве случаев цели эгоистические, самые низкие, цели желудочные и карманные. Это типы лабазников и убийц из-за угла…

Революция по своим приемам всегда бессовестно лжива и безжалостна. Ярким доказательством тому служит наша революция справа, так называемые черные сотни или «истинно русские люди». На знамени их высокие слова «самодержавие, православие и народность», а приемы и способы их действий архилживы, архибессовестны, архикровожадны. Ложь, коварство и убийство – это их стихия».

Представления, как видим, более чем решительные, впечатляющие: революционеры, ниспровергатели русского государства и самодержавия – суть герои, а контрреволюционеры, охранители – нерукопожатная мразь. Логика дикая, странная для столь ответственного представителя российской монархии, вообще для царского чиновника, но закономерная в свете его личной биографии. Так уж получилось, что на самом верху русской власти находился сокровенный враг и этой власти, и самого русского народа.

Кроме всего прочего, Витте боялся, что массовый контрреволюционный протест может выйти из-под контроля и поставить под угрозу его либеральные реформы и надежды. В результате правительственные войска и полиция вместо того, чтобы всемерно поддержать народное движение, были обречены подавлять его, «наводя порядок». Пагубная практика, имевшая далекие и ужасные последствия.

В конце концов режим, под давлением того же Витте, пошел на уступки революционному сообществу и в том же октябре издал роковой Манифест, существенно ограничивавший права монарха. В России были введены основные демократические свободы.

После чего разгул кровавых антиправительственных бесчинств и соответствующей пропаганды не стих, как ожидалось, а многократно усилился, вовлекая в революционную деятельность все новые массы, особенно студенчество, молодежь. Царский манифест был воспринят как проявление слабости царизма. Революционеры не ждали, а действовали. Стреляли, взрывали, бастовали, возводили баррикады. Впереди были страшное декабрьское восстание в Москве и подъем крестьянской войны, беспощадные погромы помещичьих усадеб 1906 года.

Неудивительно, что в этих условиях деятельность СРН стартовала с места в карьер. Такую расторопность диктовала сама взрывоопасная ситуация. Вот как пишет об этих тревожных месяцах историк Виктор Острецов:

«В условиях вооруженной борьбы, когда социалисты нападали на монархистов-рабочих, Союз Русского Народа создает свои боевые дружины. Они возникают в 1905–1906 годах в Петербурге, Курске, Туле, Одессе и пр. Столкновения особенно остро происходили на заводах… Полиция, как ни странно, и здесь чинила всяческие препятствия вооружению дружин, создаваемых для противодействия революционерам-террористам. Зато террористы получали оружие беспрепятственно…

Главное в это бурное время – убедить, разбудить, не дать вовлечь людей в забастовку, в подпольные кружки, в террор. Активные деятели Союза Русского Народа все время на колесах, в дороге. Они создают ячейки, везут с собой литературу, организуют собрания, диспуты, доносят до людей смысл анархии как смертельного заговора против русского народа. Кроме того, «союзники» организовывали чайные-читальни, в которых вели беседы с рабочими, давали им читать правые газеты.

В 1905 году верные престолу монархисты, такие вот служащие, рабочие, торговцы, пошли в казармы и на заводы. Это они пришли к семеновцам незадолго до их отправления в Москву на подавление восстания в 1905 г. и вели там с солдатами разъяснительные беседы – кому нужно освобождать народ от его природных государей, от его православной Церкви.

И если революция была подавлена тогда, то только благодаря простому народу, объединившемуся в союзы и общества, партии и лиги».

Среди которых, добавлю, СРН стоит на первом месте.

Несмотря на противодействие могущественной «пятой колонны», гнездившейся на самой вершине пирамиды российской власти, русское народное движение в целом оказалось на высоте задачи и справилось со своей исторической миссией на тот момент. На революцию оно ответило контрреволюцией, на красный террор – террором черным.

Боевики из числа социал-демократов, эсеров и бундовцев были наголову разбиты.

23 декабря 1905 года, в канун Рождественского сочельника, император Николай Второй и цесаревич Алексей вступили в ряды Союза Русского Народа. Во время приема императором делегации СРН, поблагодарив всех, царь подчеркнул свое доверие Союзу: «Уповайте на Бога и надейтесь на Меня». В этом нетрудно увидеть признание выдающихся заслуг наиболее верноподданной части нации по спасению России.

К этому времени российская пресса в значительной мере была в еврейских руках. Прозорливый и осведомленный М. О. Меньшиков в работе «Национальная империя» писал: «Если бы не еврейские капиталы, не было бы ни еврейской печати, ни оплаченных евреями русских писателей, вроде господина Милюкова. Если кадетский писатель получает, как выяснилось, свой liste civile из карманных денег господина Гессена, если гонорар его идет из кармана господина Бака, то что же говорить о пружинах, двигающих будто бы русской революцией? Она никогда не была ни русской, ни революцией, а была все время еврейской экспроприацией» [194].