Литературная Газета - Литературная Газета, 6592 (№ 13/2017)

Люди, выбираемые Евсюковым в качестве героев, узнаваемы, плоть от плоти нашего бытия, рельефны: многострадальная жена участкового Оксана, которую односельчане считают ведьмой; немало переживший охранник с бензозаправки Фёдор, которому привалило нежданное богатство; непутёвая Алёна, махнувшая покорять столицу, да оставшаяся ни с чем и сгинувшая почём зря; беспардонный и безалаберный десантник Костя, нежданно-негаданно облюбованной Аллочкой-австриячкой; доверчивый Павел, ободранный до нитки железнодорожными «каталами», но не утративший мужского благородства; решительный Виктор, тяжело переживающий выпавшую на его долю роль палача для озверевшего пса; старый караим Самуил, которому так много довелось пережить…

Всё перечисленное – несомненные и существенные достоинства, которыми может и должен гордиться вступающий на профессиональную стезю автор. Казалось бы, какой дороги ещё искать молодому прозаику? Он на верном пути. Но вместе с этим приходится отметить и несколько иные нюансы, присущие сборнику «Контур легенды».

Слово «контур», вынесенное А. Евсюковым в название книги, очень верное, ответственное и опасное. Дело в том, что этот термин относится скорее к подготовительному периоду работы художника. И вот, знакомясь с собранными здесь текстами, трудно отделаться от впечатления некоторой непрописанности ситуаций, мотивов и порывов, изображённых писателем. Истории, рассказанные им, значимы и занимательны, но им не достаёт какой-то незыблемости, основательности, типизации.

Александр Евсюков научился писать человека в экстремальных и пограничных ситуация, но нередко «проседает» там, где требуется описать обычных людей в повседневных обстоятельствах. Вспомним Толстого: его Наташа, Пьер, князь Андрей, Николай Ростов, Платон Каратаев, Стива Облонский, Константин Левин, Каренин, князь Нехлюдов, Катюша Маслова – обычные люди, такие, как все мы, но их образы западают в душу навечно. Вот этой простоте, основательности, несокрушимой правде обыденной жизни автору книги ещё предстоит научиться. Тогда и контуры его легенд будут прописаны уверенной рукой реалиста, будут запоминаться не посредством острого сюжета, а благодаря обращению к вечным темам и незыблемым законам жизни.

Таким образом определённые неровности письма, композиции и психологических допущений будут преодолены, и автор сможет выйти на широкую дорогу большого русского стиля. Для этого есть все возможности и предпосылки, нужно только ими воспользоваться.

Сергей Казначеев

Остров везения

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Замшев Максим

Теги:Александр Матвеев , Чудаки на Кипре

Александр Матвеев. Чудаки на Кипре М.: «У Никитских ворот» 2017 320 с. 500 экз.

Александр Матвеев – прозаик с немалым литературным стажем, но совершенно недооценённый. Так часто бывает у нас с теми, кто не упорствует в самопиаре, а тихо и смиренно ищет свою творческую тропу, чтобы потом идти по ней привольно и с чистой писательской совестью. Книга «Чудаки на Кипре» – это сборник рассказов, скреплённый весьма прихотливой, со сквозными персонажами конструкцией. Каждый текст так или иначе связан с Кипром. Этот остров функционально возведён автором до главного героя, вокруг него множество сюжетных водоворотов, его богатая природа служит прекрасным фоном, на котором разворачиваются маленькие или большие драмы. Отрадно, что автор не идёт по пути курортного цикла, понимая, очевидно, что путь этот неоднократно уже пройден до него. Кипр для автора – некое мистическое место, где очищаются души, где исцеляются душевные хвори, где человек обретает нечто, что давно искал или давно потерял.

Некоторым читателям, несомненно, придутся по душе описания кипрской природы, антуража кипрских застолий, уютные образы киприотов, пропитанных морской солью и ветрами в той же степени, что и мудростью; кому-то будет импонировать один из сквозных персонажей, Мареев, бывший моряк, человек, впитывающий этот мир с жадностью и относящийся ко всему с философски несуетливым прищуром опыта; иные поразятся, какие разные судьбы и какие разные люди попадают в авторский объектив, как прихотливо и увлекательно под этим объективом они выглядят и как заставляют читателя испытывать к себе высокое человеческое сострадание. Меня в этой книге особо порадовало, что автор очень тщательно и профессионально относится к тексту, не впадает ни в ложную глубокомысленность, ни в излишнее заигрывание с читателем, а спокойно и с уважением рассказывает истории, и не так уж и важно, что действительно предстало его взору, а что стало плодом фантазии... Важно то, что весь сборник окутан такой сильной и трепетной надеждой на то, что человек заслуживает лучшей доли, и у каждого такая доля впереди, что, дочитав книгу до конца, ещё долго думаешь о прочитанном и заражаешься желанием побывать в дивных местах, изображённых автором, а возможно и встретить тех, чьими прототипами являются герои книги.

„Как лампаду ангел зажёг“

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Галкина Валерия

Теги:Борис Шергин. Избранное

Борис Шергин. Избранное Архангельск: АНО «Архангельский литературный музей» 2016 240 с. ил. 500 экз.

Книга «Избранное» – ещё один ценный фрагмент пазла в картине творческого наследия русского писателя, фольклориста и художника Бориса Шергина. В сборник вошли такие произведения, как «Детство в Архангельске» (как на русском языке, так и – впервые – на английском, в переводе Т.Н. Клушиной) и любимое читателями «Слово о Ломоносове».

Особого внимания заслуживает никогда не публиковавшийся ранее дневник писателя за 1941 год. Расшифровал рукопись и сопроводил её многочисленными пояснениями создатель и главный хранитель Архангельского литературного музея, исследователь Борис Егоров. Его комментарии – это итог пятнадцатилетнего скрупулёзного изучения тетрадей Бориса Шергина, изобилующих многочисленными «хитростями»: художественными иносказаниями, скоро­писью на церковно-славянском и греческом языках.

Дневник Шергина необычен своей отрешённостью, оторванностью от окружающей действительности: подробностей быта, свидетельств о событиях в Москве 1941-го читатель в нём не найдёт. В мире Шергина словно не существует начавшейся войны, она проявляется на страницах его тетрадей лишь мимолётными образами. Ужасы военного времени заслоняет для писателя Бог: «…всё оборвалось; загнусил, как из склепа: «Воздушная тревога!» – сирена залаяла. Забухало вдали. Во двор зашёл меж стен. Стены темнеют безоконные. Слепы, забиты окна. Ничто от неба не отвлекает. А в небе затеплилась звёздочка. Как лампаду ангел зажёг…»