Газета Завтра - Газета Завтра 581 (2 2005)

0

СТИХИЯ

КЛЯТВА

Я не сдох.

Ещё не отказался

От слов,

Которыми когда-то клялся.

Да, клялся словами

И клялся ветрами —

Всем, что хранил мой народ для меня,

От самых начал до последнего дня.

Моя клятва — всем, шедшим против судьбы,

Тем, кто живёт, и чей дом — гробы,

Кто не родился ещё, но не предаст знамёна, —

Всем, кого — мой грех — не узнал поимённо...

И клятву мою

Даже смерть не разрушит —

Только в бою

Разлучит с телом душу.

ПОВЕЛИТЕЛИ МУХ

Под этим матрацным флагом,

Где звёзды похожи на трупных мух,

Летят самолеты, шит им и фак им!

Плач детей, матерей и старух...

Мы все прокляты — ведь они убивают детей!

Мы все прокляты — и они прилетят за нами!

В этом проклятом мире всё меньше людей.

Этот проклятый мир мы создали сами.

Что теперь? Отмахнуться от мух газетой,

Где сводки счастья на будущий день?

Нет, не выйдет в жизни: ни в той и ни в этой,

Мы все умерли, мухи везде...

Из кладок мушиных выползут черви,

"Мухобойки" на атомы распилили давным-давно:

Ни биться, ни сдаться в жизнь после смерти.

"Апокалипсис нау" — уже не кино.

СНОВИДЕНИЕ

Четыре смерти одного дня...

Собрание любителей холодного дождя,

Окно под потолком тринадцатой планеты...

Три года нет ни строчки от тебя...

А я всё не пойму, куда ты, где ты...

Мир,

скомканный в газетах прошлогодних,

Слепые ёжики в кромешной пустоте,

Все рыбы пьяны и залиты льдом бетонным...

А я всё не пойму, куда ты, где...

Мечтой вчерашней, зеркалом разбитым

На тысячи осколков голограммы,

Ты до сих пор со мной, уснуть-увидеть...

А я всё не пойму, куда ты...

Ростислав ПАНЧЕНКО

СЛОВО ИЗРЕЧЕННОЕ ЕСТЬ ВЗРЫВ

0

Фёдор Ромер

СЛОВО ИЗРЕЧЕННОЕ ЕСТЬ ВЗРЫВ (Передовицы Александра Проханова как литературный жанр)

Газета, как известно, живет один день. Ну, семь, если это еженедельник, как "Завтра". И тем самым недолговечным газетным статьям дарована длинная книжная жизнь... Заслуженно ли? Ведь, как и положено передовицам, речь в них идёт о самых насущных и животрепещущих политических материях. Писались тексты по конкретным поводам, многие из которых успели — к счастью! — забыться за прошедший с 1996-го (времени появления первой в сборнике статьи) почти десяток лет.

Но особенность данных статей в том, что созданные не только известным политиком и журналистом, но и профессиональным писателем, они способны существовать без хрупкой опоры газетной полосы и с легкостью выдерживают тяжелейшее испытание временем. Это проверено: передовицы Александра Проханова уже издавались итожащими книгами-альбомами в 1999-м и 2002-м годах. Так что нынешний сборник — не авантюрный эксперимент, а логическое продолжение проекта.

Да, именно проекта, поскольку, несмотря на меняющуюся от года к году описываемую в статьях презренную социально-политическую фактуру эпох Ельцина и Путина, сами разновременные тексты обладают перманентными связностью и цельностью, сливаясь в единый идеологический монолит. Сменяются власти, тусуются, как карты в колоде, серые чиновники-временщики и общественные лидеры всех цветов и оттенков, создаются и лопаются партии — неизменен Проханов с его непоколебимой позицией борца-оппозиционера. Авторский стиль самих передовиц неоднороден, то иссушиваясь до анонимного информационного сообщения, то распухая барочной витиеватостью автора "Господина Гексогена" и "Последнего солдата империи", то исходя едкой и порой бессильной желчью, то срываясь на библейский пафос пророка. Жанр статей тоже разнообразен — от открытого письма до сатирической фантазии-памфлета, от политологического доклада до философского трактата. Но за этими внешними колебаниями языковой поверхности проступает литой и прочный интеллектуальный каркас, который и скрепляет бесконечную дробную череду еженедельных газетных сочинений прозаика Проханова, добровольно взвалившего на себя ношу политического послушника.

Именно читая эти тексты как книгу — подряд, страница за страницей, отслеживая авторские непреднамеренные повторы и сознательные рефрены — начинаешь понимать строгие философские критерии скандалезных прохановских оценок, адресованных текущим событиям. Патриот до мозга костей, "красно-коричневый" фанатик, ненавистник олигархов, враг новой русской буржуазии, обличитель властей, предавших интересы страны, упертый консерватор-националист, поклонник Сталина и Саддама. (Проханов не боится подставляться, фрондируя своей одиозностью и словно дразня либерального читателя) — на самом деле является потаенным мыслителем-космистом, наследующим русским любомудрам. И кажется, что броские, страстные, злые, провоцирующие, порой зовущие к топору и пугающие народной революцией передовицы, в которых достается не только идейным врагам, но и явным единомышленникам (а их со временем остается все меньше) — это способ уберечь от чужих свою внутреннюю сакральную идею, которую сможет уловить за ядреной газетной риторикой лишь самая чуткая и понимающая часть аудитории.

Про свою философию "красного смысла" Проханов в самом деле говорит главным образом вскользь, хоть эта тема подспудно присутствует чуть ли не в каждом его тексте, даже коли тот максимально привязан к актуальным политическим событиям или посвящен "разборкам" с оппонентами. Только раз, под Пасху 2004-го года, он разражается настоящим манифестом, не боясь поведать на газетных страницах о том, как играл в футбол человеческими черепами и видел ангела на берегу Оки. Проханов признается в любви к философу Федорову и заявляет о том, что главным назначением СССР было воплощение мечты того о "воскрешении отцов". И вот тут-то передовицы окончательно складываются в единый текст — послание. Все проклятия в адрес Ельцина, Путина, Гусинского, Сванидзе, Немцова окажутся лишь поводом рассказать, в чем смысл "русской цивилизации", в чем задача "четвертой русской революции" и какого именно Лидера-мессию ждет страна. Публицист превращается в религиозного мистика, а политические анализы — в философическую Утопию. В России у этой метаморфозы не существует газетных аналогов любой политической ориентации. Проханов-журналист — уникален.

Но его высокая, слишком высокая идея об Империи, в которой слились бы извечные противоположности — "красное" и "белое", славянское язычество, русское православие и советский коммунизм, власть и народ, машина и человек, дух и плоть — и все во имя преодоления смерти и наступления Вселенской Пасхи. Есть лишь утопия, комичная и несвоевременная на обывательский взгляд. Это эстетическое построение писателя Проханова, по человеческой страстности приложенное к реальной жизни Прохановым-политиком. Но отстраненная эстетика плохо уживается с приземленной политикой, оттого на газетных страницах и появляются отчаянные и нелепые панегирики Советскому Союзу, Сталину и Лукашенко. В кашеобразных списках национальных героев Пушкин как символ русской литературы соседствует с Шолоховым, а Серафим Саровский как носитель мистического опыта — с Гагариным.