Нил Гейман - Вид с дешевых мест (сборник)

Мне нужен был юноша, который отправится в поход, – поход романтического толка, чтобы завоевать сердце Виктории Форестер, первой красавицы в его деревушке. Деревушка находилась где-то в Англии и называлась Стена – потому что рядом с ней тянулась стена. Обычная скучная стена посреди совершенно обыкновенного луга. Вот только по другую сторону стены открывалась Волшебная страна – точнее, Страна Фэйри, а не какого-то там шаблонного волшебства. Наш герой пообещает даме своего сердца принести упавшую звезду… а звезда упала по ту сторону стены.

Я уже знал, что звезда, когда он найдет ее, окажется вовсе не каким-нибудь куском металла или камня. То будет молодая девушка со сломанной ногой, в препоганом настроении и без малейшего желания тащиться куда-то следом за героем, чтобы тот вручил ее своей подружке.

По дороге нам встретятся злые ведьмы, которые хотят заполучить сердце звезды, чтобы вернуть себе молодость, и семеро лордов (живых и призрачных), которые разыскивают звезду, чтобы утвердить свое право на трон. Будут и всевозможные препятствия, и неожиданные помощники. И герой в конце концов победит, как и положено героям: не потому, что он так уж умен, силен или храбр, а потому, что у него доброе сердце, и потому, что это – его история.

И я начал писать:

«Давным-давно жил на свете парень, и было у него одно заветное желание».

И хотя такое начало не блещет оригинальностью (точно так же могла бы начинаться и любая другая сказка о каком угодно парне), в этом молодом человеке и в том, что произошло с ним, было много необычного, пусть даже сам он так и не узнал всего.

Голос звучал именно так, как нужно: чуть высокопарно и старомодно, как и положено в сказке. Я хотел, чтобы читателю, который прочтет эту историю, показалось, будто он знал ее всегда. Чтобы в целом она ощущалась как что-то смутно знакомое, какими бы оригинальными ни были частности.

Мне повезло: иллюстрировать «Звездную пыль» взялся Чарльз Весс, которого я считаю лучшим рисовальщиком фэйри со времен Артура Рэкхема. Я не раз ловил себя на том, что добавлял в книгу какой-нибудь образ (например, бой единорога со львом или летучий корабль пиратов) просто потому, что хотел посмотреть, как Чарльз это нарисует. И я не остался разочарованным.

И вот книгу напечатали, сначала с иллюстрациями, потом без. Похоже, все сошлись на том, что это самый невнятный из моих романов. Например, поклонники фэнтези сетовали, что книге недостает эпичности (к собственному ее величайшему удовольствию). Вскоре после того, как «Звездная пыль» увидела свет, мне пришлось защищать ее от одного журналиста, которому предыдущий мой роман, «Невереальность», понравился своими социальными аллегориями. Он прочитал «Звездную пыль» от корки до корки, потом перевернул и потряс – но увы! Ни одной социальной аллегории так и не выпало. Оставалось только заключить, что книга ни на что не годится.

«Зачем она нужна?» – спросил он.

Вот уж не ожидаешь услышать такой вопрос, когда пишешь книги за деньги!

«Это сказка, – ответил я ему. – Это как мороженое. Съешь его – и тебе станет хорошо».

По-моему, я его совершенно не убедил. Через несколько лет вышло французское издание «Звездной пыли» с примечаниями переводчика, доказывавшего, что весь роман – это одна большая аллюзия на баньяновский «Путь паломника». Я даже пожалел, что не читал Баньяна: можно было бы сослаться на него в беседе с тем журналистом, чтобы он отстал.

Но все-таки мою книгу нашли и ценители сказок, и некоторые из них поняли, что она собой представляет, и полюбили ее именно за это. Одним из таких ценителей оказался режиссер Мэттью Вон.

Когда дело доходит до экранизации моих книг, я начинаю трястись над ними, как наседка над цыпленком. Но сценарий я прочитал с удовольствием, и готовый фильм мне очень понравился – хотя с книгой он обошелся очень вольно (например, я и не подозревал, что мой пиратский капитан переодевается в женские платья и танцует канкан…). Однако звезда падает, как положено, и мальчик обещает принести его своей возлюбленной, и злые ведьмы никуда не делись, и призраки с лордами тоже (правда, лорды превратились в принцев). Более того, в фильме история обрела недвусмысленно счастливый финал, чего обычно люди и ждут от волшебных сказок.

Из пенгуиновских «Английских народных сказок» мы узнаём, что в середине двадцатого века фольклористы записали одну устную историю и не заметили, что это – упрощенный пересказ одной странной и страшноватой детской сказки, которую сочинила викторианская писательница Люси Клиффорд.

Конечно, я был бы счастлив, если бы и со «Звездной пылью» случилось нечто подобное, – если бы люди продолжали пересказывать ее друг другу и после того, как давно забыли и автора, и то, что когда-то была такая книжка. Свою сказку о мальчике, который отправился на поиски упавшей звезды, они начинали бы со слов «Давным-давно…» и заканчивали словами «И жили они долго и счастливо».

Первая версия этого очерка была опубликована в выпуске «Гардиан» от 13 октября 2007 года.

Слегка отредактированная версия вошла в программный буклет Всемирного конвента фэнтези, состоявшегося в Брайтоне в 2013 году.

Теодор Киттельсен (1857–1914), этот норвежский отшельник, рисовал троллей лучше всех на свете. Водяных троллей, и горных троллей, и странных троллей, похожих на холмы, с безумными глазами и спиной, поросшей соснами. Он жил на острове в Норвежском море, в двух часах езды верхом на лошади (или на санях, если зимой) от ближайшего городка. Однажды ему сказали, что какой-то другой художник тоже собирается рисовать троллей, а Киттельсен, по слухам, ответил: «Кто, он? Рисовать троллей? Да он в жизни ни одного тролля не видел!» И это, конечно, многое объясняет. Киттельсен рисовал таких замечательных троллей именно потому, что он-то их видел своими глазами. Точь-в-точь как Артур Рэкхем, который рисовал таких изысканных эльфов, таких причудливых и корявых древесных духов и таких гротескных гномов именно потому, что он их видел.

И в точности по этой же причине Чарльз Весс рисует такие потрясающие, такие прекрасные и странные картинки – всевозможных эльфов, и фей, и боггартов, и никсов, и ведьм, и всяческие чудеса. Причина проста. Он их видит. И рисует то, что видит.

Мы с Чарльзом Вессом знакомы вот уже лет десять (или меньше; признаться честно, я не помню… ну, допустим, девять).

Как понять, что перед вами травоядный или малый пятнистый Чарльз Весс? У него беззаботная и добрая улыбка и – кроме шуток, честное слово! – лукавый огонек, мерцающий в глазах. Я видел это своими глазами. Что до повадок, то он спокоен, сдержан и чрезвычайно вежлив. Если кто-то демонстрирует все перечисленные признаки, то велика вероятность, что это действительно Чарльз Весс, – но только при условии, что он чертовски хорошо рисует.