Нил Гейман - Вид с дешевых мест (сборник)

Кто-то из писателей, помнится, ворчал, что ни в жизнь не пойдет на «Оскар». Мне об этом рассказывали друзья. «А ты-то почему идешь?» – спрашивали они.

Я написал книгу под названием «Коралина», которую режиссер Генри Селик превратил в настоящую мультипликационную страну чудес. В процессе переноса книги в фильм я старался помогать Генри всем, чем только мог. Я всячески поддерживал картину, агитировал зрителей ее смотреть, фотографировался с пуговицами для интернет-трейлера. Я даже сделал пятнадцатисекундный эпизод для церемонии, в котором Коралина расписывала интервьюеру, что будет значить для нее получение «Оскара». Я думал, что все это обеспечит мне доступ на мероприятие, ан нет. Зато Генри как режиссеру полагались билеты, вместе с правом решать, кому их отдать, вот он и отдал один мне.

Мой отец умер 7 марта 2009 года. «Оскар» вручали 7 марта 2010-го. Я думал, что это будет другой день, и никаких проблем не возникнет, что само по себе показывает, как плохо я себя знаю, потому что когда искомый день настал, я был весь во власти меланхолии и на «Оскар» идти не хотел. Я хотел остаться дома, гулять с собакой в лесу… так что если бы можно было просто нажать кнопку и очутиться там, никого не разочаровав и не расстроив, я бы нажал.

Для начала я оделся. Дизайнерша по имени Камбриэль (мы с ней познакомились, когда она делала платье, в котором моя невеста и Джейсон Уэбли изображали сиамских близнецов) предложила одеть меня для церемонии, и я принял предложение. Она сшила мне пиджак и жилет, и мне кажется, я отлично в них выгляжу. Лучше всего на самом деле то, что мне теперь есть что отвечать на вопрос «Что вы наденете на „Оскар“?». Ну, и Камбриэль, опять же, счастлива.

«Фокус Фичерс», которая занимается дистрибуцией «Коралины», присматривает и за мной. Вчера вечером они давали небольшой прием в Шато-Мармон в честь двух своих оскаровских номинантов, «Коралины» и «Серьезного человека». Тусовка представляла собой странную смесь миннеаполисовских евреев и мультипликаторов. Что еще страннее, одним из миннеаполисовских евреев был я (ну, почти; мы там обменялись впечатлениями с одним из тусовщиков по поводу шокирующих разоблачений одной сент-полской газетенки, что на самом деле я живу в целом часе от Миннеаполиса).

Самое лучшее в «Оскаре», понял я, когда объявили номинантов, что «Коралина» все равно не выиграет. В том году «Вверх» номинировали на Лучший Фильм, а поскольку он его очевидным образом не возьмет, Лучший Анимационный Фильм уж точно достанется ему.

В три часа дня за мной приехал лимузин, и мы двинули на «Оскар». Это очень медленная поездка – когда улицы сплошь в оцеплении. Последние представители мирного населения, которых мы видели по дороге, стояли на углу и размахивали плакатами, сообщавшими, что «Господь ненавидит педиков!» и что недавние землетрясения как раз и есть один из господних способов проявлять ненависть к педикам, а еще что евреи что-то такое украли, но что – я так и не разглядел, потому что мне заслонил обзор другой плакат.

Перед «Кодак-театр» был блокпост, автомобиль обыскали, а потом мы, наконец, приехали, и меня выпустили на красную ковровую дорожку. Кто-то сунул мне в руку билетик, чтобы потом, позже, вызвать машину назад.

Кругом царит контролируемый хаос.

Я тупо стою, понимая, что не имею ни малейшего представления, что мне полагается делать теперь. Женщины кругом похожи на бабочек, а люди на трибунах принимаются хором кричать, стоит подъехать очередному лимузину. Кто-то рядом говорит:

– Нил?

Это Дитт, из «Фокуса».

– Я только что проводила Генри внутрь. Какое приятное совпадение. Хочешь, я и тебя провожу?

О, да, я был бы весьма рад. Она спрашивает, хочу ли я пройти мимо камер, и я говорю, что да, потому что моя невеста сейчас в Австралии, а дочери смотрят телевизор, да и Камбриэль будет счастлива посмотреть на свой пиджак на экране.

Мы устремляемся прямо в толчею, вслед за кем-то в красивом платье. Оно выглядит, как акварельный портрет мечты. Я понятия не имею, кто здесь кто, кроме, пожалуй, Стива Кэрелла, который выглядит в точности как Стив Кэрелл по телевизору – разве что чуть менее оранжевый.

Мы идем через рамки металлодетекторов, нас спрессовывает вместе, на прекрасное акварельное платье, естественно, наступают, и леди в нем реагирует на это весьма любезно.

Я спрашиваю Дитт, кто там, внутри него, и она сообщает, что это Рэйчел МакАдамс. Я хочу поздороваться – Рэйчел весьма мило отзывалась обо мне в интервью – но она в данный момент занята. Я – нет. Никто не хочет меня сфотографировать или, как выясняет Дитт, взять у меня интервью. Я – настоящий невидимка.

Там, где ковер выписывает дугу, мы делаем паузу. Я гляжу на акварельное платье Рэйчел МакАдамс и гадаю, не след ли это моего ботинка – вон там, на шлейфе. Вспышки сверкают, но не на меня.

И вот мы в «Кодак-театр». Кто-то представляет меня редактору «Вераети». Я понимаю, что мой навык распознавания лиц категорически не работает, когда люди носят фраки. (Кроме Джеймса Кэмерона, которого я видел исключительно во фраке и не узнаю, надень он что-нибудь еще.) Я сообщаю об этом редактору «Вераети». Он показывает на загорелого человека с широкой улыбкой и говорит, что это мэр Лос-Анджелеса.

– Всегда ходит на все мероприятия, – говорит он. – Нет чтобы сидеть у себя в кабинете и работать.

– Э-э-э… Потому что это самый большой день во всем голливудском году? – высказываю я догадку. – И потому что сегодня воскресенье?

– Ну, да. Но если открывают просто шкафчик с напитками, он тоже приходит.

Шесть недель назад я ходил на вручение «Золотых глобусов» и обнаружил, что когда в шоу рекламная пауза, весь зал ударяется в массовые голливудские экспресс-свидания: все курсируют по залу, отыскивая друзей или заключая сделки – и я ждал, что и сегодня все будет так же.

В «Кодак-театр» есть партерный этаж и три яруса бельэтажа над ним. У меня билет на первый ярус. Я покорно устремляюсь вверх по лестнице. Там пробка, все хотят попасть внутрь, так как бестелесный голос уже возвещает, что церемония вручения наград Американской Киноакадемии начнется через пять минут. Я гляжу на женщину прямо перед собой. У нее светлые волосы и странное рыбье лицо, одновременно жуткое и миловидное после пластической хирургии. У нее старые руки и маленький морщинистый муж, который выглядит сильно старше нее. Я гадаю, не ровесники ли они часом.