Нил Гейман - Вид с дешевых мест (сборник)

Еще сам Честертон указывал, что публика обычно не обращает внимания на подзаголовок к роману «Человек, который был четвергом (Кошмар)». А ведь возможно, он объясняет кое-что важное об отце Брауне: логика рассказов о нем – это логика сна. Их персонажи как бы почти не существуют до того, как начинается сюжет – и прекращают существовать, когда он заканчивается. Каждая труппа невинных жертв и злодеев собирается ровно под нарратив, чтобы заставить его работать, и ни по какой иной причине. Рассказы представляют собой отнюдь не упражнения в дедукции, и читателю редко дают самому поиграть с набором ключей и логических загадок. Нет, это на самом деле вдохновенные фокусы мастера-шоумена, или тромплёй – картина-обманка, где лишний мазок коричневого вдруг обращает восточного свами в личного секретаря или самоубийство в убийство и обратно.

Рассказы об отце Брауне – это игра масок: мало где не случается разоблачения того или иного рода. И кульминация – обычно не сведение неверных ниточек и определение единственно верной, а раскрытие, кто был кем в истории, которую вы только что прочитали.

Говорят, что Честертон не гордился своим отцом Брауном. Он действительно писал эти рассказы, особенно в поздние годы, чтобы финансировать «Джи Кей Уикли» – рупор своей теории дистрибуционизма (эдакий буколический социализм, где у всякого благонамеренного англичанина будет собственная корова и клочок земли, чтобы ее пасти). Правда и то, что многие рассказы об отце Брауне повторяются: масок в них ровно столько, сколько человек в состоянии притворяться самим собой. Но даже в самых худших рассказах присутствует нечто волшебное и редкостное: то закат, то изумительная последняя строчка.

Сам Честертон был чрезвычайно, непомерно красочен: можно подумать, что он и в детективе будет делать ставку на броское, пышное, пламенное – что его героем будет Фламбо, Воскресенье. Отца Брауна, кажется, создавали не как детектива, а как реакцию на детективы, в массе которых, как сетовал Честертон, « на первой обложке кого-то уж нет/последняя целый расскажет сюжет » («Коммерческая искренность»).

Невозможно прославлять отца Брауна, потому что его не существует. В честертонианской игре масок детектив – это макгаффин [85], значительный самой своей незначительностью. Отъявленный мелкий гоблин, все менее дезорганизованный и встрепанный по мере развития повествования, но все равно крайне бесцветный в своем странствии среди зеркал и непрестанно меняющегося света.

«Одна из мудрых и гнусных истин, что открываются в этой коричневобумажной графике, – говорил Честертон о своем пристрастии к рисованию мелом на коричневой бумаге, – заключается в том, что белый – это тоже цвет».

А еще одна мудрая и гнусная истина – в том, что самый бесцветный детектив на свете в итоге подарил нам самые красочные детективные рассказы.

Эссе из сборника «Сто великих детективов» (1991).

Если литература – это целый мир, то фэнтези и хоррор – города-близнецы, разделенные черной рекой. Хоррор довольно опасен (или, по крайней мере, так должно быть); по Фэнтези можно спокойно гулять в одиночку.

А если Хоррор и Фэнтези – это города, то Лавкрафт – это такая длинная улица, что бежит от окраин одного до самого конца другого. Когда-то это была дорога средней руки, зато теперь – шестиполосное шоссе, застроенное с обеих сторон.

Таков Г. Ф. Лавкрафт как явление. Г. Ф. Лавкрафт как человек умер в возрасте сорока семи лет более полувека назад.

Человек – худой, аскетичный и устаревший даже для своего времени.

У меня на лестнице стоит Всемирная премия фэнтези, я похлопываю ее по голове всякий раз, как прохожу мимо, – это изваяние Говарда Филлипса Лавкрафта (1890–1937) работы Гэхена Уилсона. Тонкогубый парень с высоким лбом, длинным подбородком и выпученными глазами. Ему немножко неудобно, он немножко не в своей тарелке… не человек, а статуя с острова Пасхи.

Он был одиночкой и обитал в Провиденсе, на Род-Айленде. С внешним миром Г. Ф. Лавкрафт сообщался в основном посредством писем, подчас длиною с небольшой роман.

Он писал для журналов: фантастику для одноразовых изданий вроде «Вейрд Тэйлс» с его претендующими на некую художественность лесби-бондаж обложками. Еще он анонимно написал за другого рассказ о Гудини, переписывал работы начинающих авторов и продал два рассказа – «В горах безумия» и «Безвременную тень» – журналу «Эстаундинг Сториз».

Он свято верил в неприятную доктрину расового превосходства, обожал все английское и исследовал хоррор как жанр. Существует множество домыслов относительно обстоятельств его жизни, смерти и происхождения литературных образов, но все это так и остается в области теорий.

При жизни он не был крупным писателем. Он даже и мелким-то не был. Скорее уж, мелким журнальным автором, таким же незапоминающимся, как и большинство его современников (давайте по-быстрому: можете назвать навскидку еще пятерых авторов, писавших для «Вейрд Тэйлс» в двадцатые-тридцатые годы?). Но было в этом что-то такое… бессмертное, как лавкрафтовский Ктулху.

(Бедняга Роберт Э. Говард, создатель Конана и Короля Кулла, – еще один из авторов этого журнала, которого пока хоть кто-то помнит. Сибери Куина и кучу остальных навеки сдуло в постраничные примечания. Говард покончил с собой в возрасте тридцати лет, в 1936 году, узнав о неминуемой смерти матери. И, кстати, есть еще Роберт Блох, который в восемнадцать опубликовал в «Вейрд Тэйлс» свой первый профессиональный рассказ и затем сделал долгую и действительно выдающуюся карьеру.)

В некоторой степени Лавкрафт повлиял на своих современников. Его корреспонденты и коллеги-писатели, включая Блоха, Фрица Лейбера, Мэнли Уэйда Уэллмана и других, играли с созданным им мифом: с миром, где человек существует лишь как песчинка в ткани пространства-времени, где пространство, как внешнее, так и внутреннее, обширно и населено такими созданиями, одни из которых желают нам только зла, а для других мы значим не больше, чем космическая пыль. Однако в широком масштабе литературное влияние Лавкрафта начало проявляться только лет пятьдесят после его смерти.

При жизни его наследие никто не собирал и не систематизировал. Август Дерлет, писатель из Висконсина, вместе с Дональдом Вандреи основал крошечное издательство «Архэм Хаус», специально для публикации художественной прозы Лавкрафта. Именно Дерлет через два года после смерти Лавкрафта издал его первый сборник «Чужак и другие». С тех пор его рассказы собирались и пересобирались во множестве антологий на международном уровне. Данная конкретная посвящена снам.