Константин Богданов - Джамбул Джабаев: Приключения казахского акына в советской стране

В этом эпизоде, занимающем всего лишь 20 строк сценария, представлена in nuce роль Джамбула в качестве посредника, доносящего глас народа до его вождя. Причем все три участника коммуникации попеременно занимают позицию адресата и адресанта, взаимозамещая друг друга.

Учитывая центральное значение этой сцены, осмысляя роль Джамбула как посредника между советским народом и Сталиным, представляется целесообразным вернуться к началу советской дискуссии о фольклоре. Горький на Первом съезде советских писателей говорил: «Мы должны усвоить, что именно труд масс является основным организатором культуры и создателем всех идей, — тех, которые на протяжении веков понимали решающее значение труда — источника наших знаний, и тех идей Маркса — Ленина — Сталина, которые в наше время воспитывают революционное правосознание пролетариев всех стран и в нашей стране возводят труд на высоту силы, коя служит основой творчества, науки, искусства» [390].

Таким образом, Горький формулирует некую диалектическую триаду, исходной точкой которой является труд масс, из коего возникают в конечном итоге идеи Сталина, в свою очередь трансформируемые советским обществом. Именно в этом докладе он выдвинул «тезис об изначально материалистическом происхождении фольклора», поэтому вполне закономерно, что Джамбул как идеальный образец фольклорного певца занимает в концепции Горького такую же позицию, как идеи Сталина. Представитель народа, Джамбул зависит от него, и в то же время как певец он поднимает народ до уровня новой советской жизни. Кроме того, воспевая Сталина, Джамбул в известном смысле воспевает своего собственного создателя, и, таким образом, можно утверждать, что Джамбул стал тем автором, в котором во всей полноте воплотились представления советской культуры о новом фольклорном певце.

В свете своеобразного мотива двойничества вождя и его певца становится яснее особое значение некоторых деталей начальной сцены фильма. Суюмбай несколько раз называет Джамбула своим соколом. То обстоятельство, что окружение Джамбула эту аллегорию поначалу не понимает, считая, что речь идет о реальной птице, только усиливает впечатление особой таинственной значимости этого образа. В контексте сцены у смертного одра Суюмбая, представляющей акт трансляции эстетической власти от старого певца молодому, сопровождаемой торжественным произнесением заветов, с одной стороны, и клятвой верности наказу учителя, с другой, соколиная метафорика кажется любопытным звеном между мифом советского акына и политической мифологией советских вождей (ср. знаменитую «Песню о двух соколах», аллегорически воспроизводящую трансляцию полномочий вождя от Ленина Сталину).

Отнюдь не случайным кажется нам и то, что речь идет о произведении («Песне о двух соколах»), которое в советской культуре понималось как фольклорное.

Второй тематический комплекс, который играет значительную роль в фильме, связан с пререрождением Джамбула в советском Казахстане. Уже в первых статьях о Джамбуле появляются рассуждения о прекрасной и счастливой жизни в Советском Союзе как источнике вдохновения новых песен акына. Жизнь и творчество Джамбула разделяются на два этапа: дореволюционный и послереволюционный. Как в песнях самого Джамбула, так и в советских работах о нем биография казахского певца все чаще рисуется как противопоставление его «старого» и «обновленного» образов. В песне «Кляча и конь», одном из немногих произведений Джамбула на «автобиографическую» тему, певец аллегорически сравнивает свою жизнь до революции со своей жизнью после революции: «Сам Сталин отметил вниманьем меня, / За песни мои он послал мне коня» [391]. Уже в песнях часто встречается топика Сталина как творца воспеваемой Джамбулом благополучной советской жизни:

Второй этап осмысляется при этом как творчество идеального народного поэта новой эпохи, которое противопоставлено не только западной декадентской литературе, но и «неправильному» фольклору периода феодализма.

При этом возникает образ слагателя песен, который отстаивает правое дело, хотя сам еще этого и не осознает [393]. Джамбул, таким образом, наделяется чертами типичного, инстинктивно борющегося за справедливость героя соцреалистической литературы, которому революция дает новые возможности для полного развития его творческих способностей.

Именно советская культура превращает Джамбула из простого певца в соцреалистического поэта в облике певца. Это превращение, разумеется, является прямым следствием революции. Вот как, к примеру, об этом повествуется в автобиографии Джамбула: «Когда мне исполнилось 70 лет, я увидел светлую зарю новой жизни. На землю пришла правда для всех живых существ. Я услышал имя батыра Ленина и был свидетелем победного шествия Красной Армии. Вокруг меня закипела жизнь, о которой я пел в лучших своих песнях, как о золотом сне. Почувствовав прилив свежих сил, взял я в руки домбру. Вернулась молодость, и я запел» [394].

Возрождение Джамбула предстает как результат революции. Благодаря новому расцвету Казахстана новое качество обретает и искусство неразрывно связанного с народом певца. Приверженный правде, из критического реалиста он неизбежно должен превратиться в панегириста новой реальности. Его песни становятся значимыми для всей советской культуры, а не только в узком контексте народной казахской поэзии. Эти песни становятся известными во всем Советском Союзе и откликаются на все значительные события общественной жизни, от сталинской Конституции через ежовщину вплоть до песен о Великой Отечественной войне. Развитие фольклора при этом происходит в соответствии с общей динамикой советской культуры сталинского времени.

Связь между постулированной близостью к народу и трансформацией поэзии Джамбула очень явно отмечается у Фетисова: «„Ленин и Сталин разогнали тучи и открыли мне солнце. Ветви мои распрямились. Листья мои зацвели в золотистых лучах. Стали крепкими мои листья. Я, тополь столетний, пою о найденном солнце, о счастье народа, о своих молодых сыновьях и дочерях“ [395]. В этом признании — ключ к правильному пониманию беспримерного в истории литературы творческого возрождения, пережитого певцом уже в преклонные годы» [396]. Следуя логике этой оценки слов Джамбула, народное счастье есть причина уникального творческого возрождения. Не приходится удивляться, что глава, примыкающая к цитированному абзацу, называется «Расцвет творчества Джамбула в условиях социалистического общества» [397]. Советские исследователи видят прямую причинно-следственную связь между счастливой жизнью народа и творчеством нового (воскресшего!) социалистического певца. Эту силу поэтического слова, черпаемую из связи с народом, неоднократно отмечает Фетисов.