Дмитрий Травин - Просуществует ли путинская система до 2042 года?

Андрей Колесников - журналист «Коммерсанта»:

«Разговор продолжался. Я говорил о том, что меня интересовало. Ну, про свободу слова, про что же еще. Я сказал, что ее нет на телеканалах и что нормального человека это не может устраивать.

- А что именно Вас не устраивает? - спросил он (Путин. - Д. Т.).

- Меня не устраивает, что через некоторое время после того, как арестовали Ходорковского,у меня пропало ощущение, что я живу в свободной стране. У меня пока не появилось ощущение страха...

Я хотел добавить: "Но, видимо, вот-вот появится", но он перебил меня:

- То есть ощущение абсолютной свободы пропало, а ощущение страха не появилось?

- Да, пропало ощущение, которое было при Вашем предшественнике, - сказал я.

- Но ощущение страха не появилось? - еще раз уточнил он, казалось, размышляя над тем, что я говорю.

- Пока нет, - ответил я.

- А Вы не думали, что я, может быть, такого эффекта и стремился достичь: чтобы одно состояние пропало, а другое не появилось?

- Не думал, - ответил я.

Он пожал плечами и снова сделался безразличным».

(Андрей Колесников. Форс-мажор. Актеры и роли большой политики. М.: Коммерсант, Эксмо, 2009. С. 239)

Итак, мы поговорили о том, что представлял собой Пугин к моменту прихода во власть, в каком состоянии подошло общество к началу путинской эпохи и что дала обществу экономика. Теперь проследим непосредственно за ходом событий.

Три источника, три составные части путинизма

Ленин когда-то говорил о трех источниках, трех составных частях марксизма. Любопытно, что та политическая система, которая сложилась сегодня в России, тоже стала следствием трех сошедшихся воедино обстоятельств, хотя они представляют собой не теоретические источники, а социальные процессы.

Во-первых, в пореформенные годы образовалось множество людей, проигравших от перехода к рынку, но не желавших при этом возврата к советской системе. Они ждали и безмолвствовали до тех пор, пока не появился лидер, который стал у них ассоциироваться с нормальным развитием экономики (подробнее см. главу 1).

Во-вторых, на рубеже девяностых и нулевых годов экономика начала быстро развиваться, появилась работа, возросли реальные доходы населения. Общество получило именно ту модель существования, которой долго ждало: наполненные товарами прилавки при повышающемся уровне жизни (подробнее см. главу 2).

В-третьих, Владимир Путин стал руководителем государства именно в такой ситуации: девяностые народ отверг, нулевые стал принимать на ура. Президент, как прагматик, стремящийся извлекать выгоду из любой ситуации и не склонный поддаваться влиянию абстрактных идей (подробнее см. главу 3), использовал сложившиеся в народе настроения для максимизации личной власти.

Каждый из этих факторов сам по себе не создал бы столь авторитарного режима. Скажем, путинский друг Сильвио Берлускони, стремившийся к личной власти и вложивший большие деньги в манипулирование массмедиа, не смог подмять Италию под себя. Более того, даже при наличии любых двух из перечисленных выше условий путинская политическая система не сложилась бы.

Если бы в 1990-х не появилось столь большого числа проигравших, вряд ли общество смогло потом быстро консолидироваться вокруг одного лидера. В таком обществе возникла бы значительно более сложная система интересов, для согласования которых нужно было бы взаимодействие различных политических сил. Вместо страдающих и ожидающих «мессию» миллионов там появились бы рыночники-либералы, рыночники-протекционисты, националисты, сепаратисты, клерикалы, социалисты-реформаторы, ортодоксальные коммунисты и многие другие группы. Оптимальным способом для спокойного сосуществования всех этих объединений является создание демократических институтов, с помощью которых можно отстаивать не только ключевые требования масс, но даже интересы меньшинств. Поэтому в тех развитых странах, которые неплохо зарабатывают на нефти (США, Канада, Великобритания, Норвегия), не возникает авторитарных политических систем, даже если вдруг появляются авторитарные по своим личностным свойствам лидеры (типа Джорджа Буша-младшего).

Если бы в нулевые годы не установилось высоких цен на нефть, обеспечивших несколько лет бурного развития, то общество не было бы так шокировано контрастом между тяготами прошлого и благополучием настоящего. Расколотое на конфликтующие группы интересов, но не имеющее при этом большой бочки, из которой можно черпать нефтедоллары, удовлетворяющие до поры до времени всех, это общество погрузилось бы в серию сложных внутренних конфликтов. Политическая победа одних коалиций на некоторое время приводила бы массы к эйфории, оборачивающейся вскоре разочарованием из-за непрекращаю- щихся экономических трудностей. На смену старой власти приходила бы другая коалиция, столь же недолговечная. Возможно, временами случались бы военные перевороты, но после нескольких лет военной диктатуры страна, быстро разочаровавшаяся в генералах, возвращалась бы к неустойчивой демократии. Подобный путь развития принято именовать латиноамериканским, но по нему идут сейчас Украина, Грузия, Молдова, унаследовавшие от СССР примерно те же проблемы, что и Россия, однако не унаследовавшие нефти и газа.

Наконец, если бы на месте Путина оказался человек с другой культурой, то, возможно, он не стал бы с такой легкостью отказываться от тех слабых демократических институтов, которые худо-бедно установились при Горбачеве и Ельцине. Не стал бы даже при высоких ценах на нефть и всенародной любви, связанной с ростом доходов населения. Конечно, вероятность данного варианта развития не слишком велика, поскольку, как известно, всякая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Любому лидеру трудно удержаться в рамках демократических институтов, если власть сама валится ему в руки. Но всё же прагматизм, характерный в целом для поколения семидесятников и ярко выраженный лично у Путина, оказался прекрасной питательной средой для авторитаризма. Для сравнения отметим, что, скажем, шестидесятник Горбачев, имевший возможность не начинать никаких реформ в СССР и. соответственно, не рисковать своей властью, пошел тем не менее на перестройку, поскольку в его поколении были очень популярны идеи демократического социализма.

В общем, тот, кому не нравится система, сложившаяся сегодня в России, имеет основания винить в этом три обстоятельства. Экономику, которая досталась нам в наследство от Советского Союза и которую никак было не реформировать без мощных социальных потрясений. Специфические черты прагматичного и порой циничного поколения, сформировавшегося на закате СССР без склонности к великим идеям (в том числе к демократии). И так называемое «ресурсное проклятие» — обилие нефти, газа, металлов, обеспечившее Кремлю в период благоприятной ценовой конъюнктуры возможность дать народу стабильный рост доходов в обмен на абсолютную власть.