Дмитрий Травин - Просуществует ли путинская система до 2042 года?

Егор Гайдар:

«В российских условиях время расцвета постимперского синдрома, замешанного на нем радикального национализма, вопреки ожиданиям автора этих строк, пришлось не на период, непосредственно последовавший за крушением СССР, а на более позднее время. Я и мои коллеги, начинавшие реформы

в России, понимали, что переход к рынку, адаптация России к новому положению в мире, существованию новых независимых государств будет проходить непросто. Но мы полагали, что преодоление трансформационной рецессии, начало экономического роста, повышение реальных доходов населения позволят заменить несбыточные мечты о восстановлении империи прозаичными заботами о собственном благосостоянии. Мы ошибались.

Как показал опыт, во время глубокого экономического кризиса, когда неясно, хватит ли денег, чтобы прокормить семью до следующей зарплаты, выплатят ли ее вообще, не окажешься ли завтра без работы, большинству людей не до имперского величия. Напротив, в то время, когда благосостояние начинает расти, появляется уверенность, что в этом году зарплата будет выше, чем в предыдущем, безработица, если не живешь в депрессивном регионе, тебя не коснется, жизнь изменилась, но вновь обрела черты стабильности, можно, придя домой, сесть и посмотреть вместе с семьей советский фильм, в котором наши разведчики лучше их шпионов, мы всегда побеждаем, а жизнь, изображенная на экране, безоблачна, порассуждать о том, как враги развалили великую державу, как мы всем еще покажем, кто главный».

(Гайдар Е. Гибель империи. Уроки для современной России.

М.: РОССПЭН, 2006. С. 16)

Коктейль Путина

Если мы исходим из вышесказанного, то следует отмести два крайних и сильно упрощенных подхода к объяснению причин формирования путинской системы.

С одной стороны, говорят порой, что Путин, как офицер КГБ, а значит, человек, в силу специфики своей профессии глубоко враждебный демократии, с самого начала тайно вынашивал мысль об установлении авторитаризма. Некоторые сторонники подобного подхода даже полагают, что Путин был специально внедрен к Собчаку, а затем к Ельцину для захвата власти госбезопасностью.

С другой стороны, отмечают, что раз Путин на первых порах проводил разумные экономические преобразования и воздерживался от использования наиболее одиозных политических мер в борьбе со своими противниками, то, следовательно, в какой-то момент у него случился перелом в сознании. Соответственно, сторонники такого подхода начинают искать причины этого перелома.

На самом деле, думается, путинская система не строилась по заранее разработанному плану, а медленно вызревала, трансформируясь по мере появления новых обстоятельств, влияющих на российское общество. Путин делал шаг, осматривался вокруг, изучал реакцию населения, проводил ревизию находящихся в его распоряжении ресурсов укрепления власти, а затем делал следующий шаг, причем, возможно, совсем не в том направлении, которое раньше представлялось ему оптимальным. Похоже, он исходил из стремления не максимизировать власть, а оптимизировать ее. Если бы наиболее комфортным способом правления оказался демократический, Путин остался бы демократом, но поскольку проще и выгоднее было демократию сворачивать, он выстроил именно ту модель, которую мы сегодня имеем.

Путин начал с установления контроля над телевидением уже в 2000 г., то есть сразу после прихода на президентский пост. С позиций нынешнего дня захват TV представляется первым шагом к установлению авторитарного режима, однако, скорее, это был всё же последний шаг в тех информационных войнах, кото- рыешли на протяжении второй половины 1990-хгг. НТВ,принадлежавшее Владимиру Гусинскому, представляло собой пропагандистскую базу для Юрия Лужкова, стремившегося к оптимизации собственной власти. Путин хотел лишить противника этой базы и вынудил Гусинского продать телеканал.

С ОРТ и Борисом Березовским вышла похожая коллизия, хотя предыстория была совершенно иной. Березовский работал на Путина в информационной войне, однако в силу своей политической наивности думал, будто это Путин работает на него. Соответственно, проведя в Кремль своего ставленника, олигарх надеялся давить на него через телевидение. В итоге так вышло, что Березовский стал, по сути, новым Гусинским после того, как тот был выведен из игры. И Путин с ним поступил так же, как с Гусинским, тем более что Борис Абрамович не владел контрольным пакетом ОРТ, а лишь управлял каналом от лица государства.

Как показали кампании парламентская 1999 г. и президентская 2000 г., телевидение при правильной постановке дела является весьма эффективным средством для достижения политических результатов. Грех этим не воспользоваться. И поскольку демократия не была для Путина «священной коровой», он трансформировал телевидение в целях оптимизации власти. Чтобы и на следующих выборах побеждать без проблем.

Однако ни о какой системной трансформации Путин тогда не думал. Рыночная экономика должна была оставаться рыночной, поскольку она работает эффективнее плановой. А хорошая экономика нужна любому президенту для того, чтобы на будущих выборах иметь дело с довольным населением. Укрепление рынка посредством налоговой реформы Кудрина было таким же прагматичным шагом, как укрепление контроля над СМИ посредством изгнания Гусинского с Березовским. А в арсенале у Путина был ведь еще комплекс рыночных реформ, предусмотренных программой Грефа, к которой президент относился всерьез.

В плане теории это вроде бы совершенно разные шаги: рынок ассоциируется с демократией, тогда как контроль над СМИ — с авторитаризмом. Но подчеркнем еще раз: прагматик Путин меньше всего исходил в своих действиях из следования какой- либо идеологии. Он оптимизировал власть, чтобы побеждать и в дальнейшем, а потому смешал коктейль из самых разных мер, казалось бы, несовместимых друг с другом. Кудрин и Греф были в плюсе, Березовский с Гусинским — в минусе. Но не в силу приверженности Путина какой-либо идеологической модели, а потому, что рынок в то время еще работал на укрепление его власти, тогда как свобода СМИ могла сработать на подрыв.

Президент не был идейным коммунистом и не желал наносить удар по рыночной экономике, которая помогала ему, поскольку обеспечивала быстрый рост ВВП. Ограничить сферу действия рынка Путин мог бы не раньше, чем получил бы какой-то иной инструмент для повышения реальных доходов населения.

Впрочем, в 2000 г. он, по всей видимости, даже не задумывался о такого рода вещах, поскольку они представлялись совершенно неразумными и нереалистичными с точки зрения мирового опыта развития. Социализм на спаде, капитализм на подъеме: значит, надо брать то, что лучше. Если пойдешь против рынка, то окажешься, глядишь, среди лузеров, как Зюганов какой-нибудь. А лузером Путин стать никак не хотел.