Литературная Газета - Литературная Газета 6584 ( № 4 2017)

Изучать Мусоргского и понять всё историческое значение «Могучей кучки» можно только, переменив весь взгляд на музыку, всё обучение в консерватории. С точки зрения немецкой – русской музыки не существует (Р. Штраус). Признавая на словах Мусоргского (Мусоргский гениален, но не умел оркестровать), практически они его не только не признают, но не понимают. Попробуйте «исправить» храм Василия Блаженного, руководствуясь правилами итальянской архитектуры.

Ни в одной области духа, ни в литературе, ни в живописи, мы так не отстали и так не висим в воздухе, как в музыке. Фактически мы изучаем и насаждаем музыку чужую, пусть даже прекрасную, но чужую. Никому не придёт в голову учить литературу и воспитывать литераторов на Гёте, Шекспире и Бальзаке. Воспитывают на Пушкине, Гоголе, Достоевском и Толстом. Тогда естественно будут усвоены и займут своё важное место в сознании и Шиллер, и Шекспир, и Бальзак.

Европейская немецкая музыка вышла из танца, русская – из песни (народной и церковной).

Додекафония – естественное развитие венской симфонической школы. Симфонизм естественно пришёл к Шенбергу (опять-таки венская школа). Другого пути нет. Академизм в настоящее время – рутина и эпигонство.

Додекафония – конец, смерть симфонизма. Круг замкнут. Должно появиться явление новое, качественно новое.

В России не исчерпаны и не изучены традиции русской музыки.

Сравнение Пушкина и Глинки – неточное, неверное.

Пушкин – явление куда более широкое, яркое и более национальное; вернее, народное . В Пушкине главное – народное, и европейская культура не подавляет и не искажает его сущности. Явление поразительно гармоничное (Пушкин), порази­тельно глубокое и многообразное. Из него вышла вся русская литература.

В музыке с Пушкиным скорее можно сравнивать Мусоргского. Мусоргский – величайший гений. От него, как и от Пушкина, берут все. Мусоргскому дано было прочувствовать и выразить главное: дух (душу) народа ; прозреть «невиданные перемены, неслыханные мятежи». Время самозванцев.

Мусоргский – это начало декадентства (цикл «Без солнца»). Безысходность и упадок. Отсутствие воздуха и поэтому – смерть.

Время виртуозов никогда не было временем развития искусства. Кастраты (певцы в Италии) знаменовали собой падение вокальной культуры. Наши бесчисленные и преуспевающие виртуозы-инструменталисты свидетельствуют о падении инструментальной музыки. Артист идёт вслед за творцом (должен идти), когда творец обслуживает артиста – наступает крах.

Православие впитало в себя элементы древнегреческие и древнееврейские .

До нас не дошла древняя еврейская музыка. Думаю, что изменённая и трансформированная, она могла войти в древнюю православную церковную музыку. Отсюда еврейские хоры Мусоргского, чуткость его к востоку (еврейству), звезда Давида на его могиле. Мусоргский – традиционный русский композитор. После него эта глубинная традиционная линия русской музыки прерывается .

Прокофьев продолжил линию «Детской». Народные сцены в «Войне и мире» – внешние, изобразительные и ничего общего с Мусоргским не имеют. Прокофьев – композитор нацио­нальный, но не народный .

Шостакович в «Еврейских песнях» берёт внешние приёмы, развивает речевую интонацию, но по духу чужд Мусоргскому. Шостакович продолжает линию Рубинштейна, Чайковского, Глазунова, Малера – композиторов-симфонистов и эклектистов.

<���…>

Искусство Европы, появившееся в конце XIX – начале XX века, не только являлось продолжением и развитием уже существующего до той поры. Оно принесло качественно новые черты, связанные с решительным отказом от идеи, питавшей европейское искусство многие сотни лет до той поры. Новым для искусства явился – атеизм, проповедь антихристианства. Как и всякое «анти» , возможно, оно и не создаёт больших ценностей, сущность его (всякого «анти» ) – разрушение , а не созидание.

Отсюда: разрушение веры, разрушение личности, разрушение формы, языка, уничтожение человекоподобия (Христос), вообще всякого изображения человека (то, что запрещено иудаизмом), в живописи например. Замена человека – значком, символом, беспредметность.

Музыка – особенно сильно связанное с верой искусство. Не говоря уже об искусстве богослужебном; например, народные песни, связанные с обрядами в основе своей религиозными. Да и сами чувства людей, за истекшие две тысячи лет, воспитаны догматами христианства: правдивость, сострадание, любовь – основа веры Христовой, самопожертвование и т. д.

Гуманизм – производное от христианской религии, измельчение её.

Вот против этих-то чувств и воюет «новое» искусство, стараясь разрушить в человеке чувства святости, любви к ближнему, сострадания, любовь.

Тетрадь 1984 года

Русская опера после «Китежа» 1

Если взять высшую высоту, достигнутую русским оперным театром, то она окажется не точкой и не вершиной, а целой горной грядой. Я имею в виду такие произведения, как «Иван Сусанин», «Русалка», «Борис Годунов», «Князь Игорь», «Хованщина», «Пиковая дама», «Сказание о граде Китеже». Движение от этой гигантской гряды уже давно наметилось (например, в опере Прокофьева «Игрок») и активно продолжается вплоть до наших дней, когда оно стало особенно стремительным. Это – крутое движение вниз. Думать иначе – это закрывать глаза на то, что видно всему миру. Падение русской оперы так же стремительно, как и её взлет. Оно совершилось всего лишь на протяжении нескольких десятилетий. Но это не значит, что невозможно новое движение в высоту. Такое движение возможно, если появится идея, которая увлечёт нас в эту высоту.

Тогда станет возможно и появление высокой музыки, ибо талантливых людей всегда много. (Однако их талант может выражаться в самом разном виде творчества.)

С худруком и дирижёром певческой капеллы Владиславом Чернушенко, 1989 год (РИА НОВОСТИ)

* * *

01.02.1984

Есенин и Клюев

Возражая против какого-либо излишнего критицизма в отношении творчества своего учителя В.А. Жуковского, благородный Пушкин писал: «Зачем нам кусать груди кормилицы нашей?»2. Увы! Этого благородства решительно не хватало Есенину, позволявшему себе иронически, а иногда и грубо-оскорбительно относиться к Клюеву, который не произнёс в адрес Есенина, кажется, ни единого скверного слова. Время укажет, кто из них поступал более достойно. Желание самоутверждения обуревало Есенина, наделённого, как и многие поэты, непомерным честолюбием (но, конечно, не имевшего и сотой доли той лютой злобы, которая владела, например, Маяковским в отношении всех, кто, как ему казалось, мешал его литературному первенству). Это желание особенно обращалось против Клюева, зависимость от которого сам Есенин чувствовал больше, чем кто-нибудь другой. Отсюда близость Есенина, как и Маяковского, к неопасным для его самолюбия литературным величинам, а подчас и совершенно ничтожным поэтам. Кто знает теперь стихи Шершеневича, Кусикова, Мариенгофа, В. Эрлиха, Ивнева, Приблудного, Ричиотти и др., составлявших льстивую свиту Есенина?