'Двести' Журнал - 'Двести' (No A, август 1994)

С другой стороны, если устал переживать - поразмышляй. Может, про людей я за полтора года ничего нового не узнал - зато начали новые мысли появляться. Итогом их появления стала целая серия культурологических статей - в "Звезде", в "Неве", в "Литературке", опять в "Неве"... Там очень много о фантастике. Но не так, как мы привыкли, не про фантастику отдельно от всего. Кажется, мне удалось совершенно по-новому взглянуть на ее место в нашей культурной традиции. Рекомендую. Кто не согласится и будет иметь, что возразить - потолкуем.

И, наконец, мои эксперименты с переводами англоязычной фантастики, о которых ты осведомлен, наверное, лучше всех. Первый, сделанный по не вполне от меня зависевшим причинам весьма поспешно, был предпринят исключительно из-за денег. Роман Гарри Гаррисона "Да здравствует Трансатлантический туннель! Ура!" мне, как читателю, не был интересен. Перевод романа Уорда Мура "Дарю вам праздник", в целях вящей тщательности осуществленный мною в соавторстве с моим товарищем по востоковедному несчастью Еленой Григорьевной Куцубиной, тоже поначалу предназначался для обеспечения себе хоть сколько-нибудь сносного питания. Но роман оказался интересным, причем именно для нас и именно сейчас. Там милая моему сердцу альтернативка: Гражданская война в США кончилась победой Юга. Работая над историческими комментариями к тексту, я наткнулся на замечательное письмо генерала Ли президенту Линкольну, написанное незадолго до отделения Юга, и сразу понял, про что делать перевод: "Я не вижу большей беды для страны, нежели распад Союза. Но Союз, в котором братская любовь подменена штыками и саблями, не привлекает меня. Если страна развалится, я вернусь в родной штат и разделю с его народом все беды". И Ли сдержал слово. И даже возглавил армию штата. Хотя сам был противником рабства негров; он одним из первых на Юге, за много лет до войны, дал всем своим рабам вольные... Но - честь, господа, честь! Впрочем, у нас теперь это слово воскрешает в памяти лишь старую, в стиле серых казарм и военных кафедр, хохму: "К отданию чести в строю будьте готовы!" - "Всегда готовы!"

А.Чертков: Да, честь сегодня не в чести, это ты прав. Беда, однако, в том, что ты видишь только одну сторону медали - писательскую. А я вижу и ту, и другую, и даже ребро. И поэтому твой страстный монолог вызвал у меня весьма противоречивые чувства. Как журналист я тебе рукоплещу: какие эмоции, какие факты! Как составитель, заказывавший тебе перевод для своей серии "Оверсан", испытываю смущение и неудобство. И не перед тобой одним. Твоя рукопись - лишь одна из добрых двух десятков, подготовленных мною для печати, но так и не ушедших в типографию. А ведь это и моя творческая работа, не говоря уж о неполученном гонораре... Проблема сложная, и вряд ли, думаю, нам удастся решить ее в ближайшее время. А потому - вопрос последний, традиционный, ритуальный: каковы твои планы на более отдаленное будущее?

В.Рыбаков: Выжить.

А.Чертков: И только?

В.Рыбаков: Нет, не только. Выжить, не поступившись тем, что в нынешних условиях очень мешает индивидуальному выживанию, но для выживания вида "хомо" абсолютно необходимо. Один из персонажей очень ранних Стругацких прекрасно выразился: "Чтобы в этих условиях остаться человеком, надо озвереть". Так вот, мне хотелось бы человеком остаться, не озверев. А в форму какого рода текстов, и текстов ли вообще, преобразуется не-озверение, будет не так уж важно.

----------------------------------------------------------------

Поспорить с Арбитманом

Василий ЗВЯГИНЦЕВ

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО РОМАНУ АРБИТМАНУ

Милостивый государь Роман Эмильевич!

Я с детства испытываю уважение к литературным критикам, как к людям, которые, во-первых, умеют доступным языком изложить содержание чужих произведений, а во-вторых, владеют даром объяснить читателю, а заодно и автору, что именно он, автор, хотел сказать. И Вас, хотя и заочно, я знаю как авторитетного специалиста, заслуженно увенчанного многими премиями и наградами.

Тем удивительнее мне было прочитать Ваши статьи, посвященные моему скромному труду, сначала в "Фантакрим-Меге" #6 за 1993 год, а теперь и в "Неве" #9 за 1994 год.

К критике в свой адрес я отношусь неизменно благожелательно, ибо всегда полезно и интересно, особенно лишенному полноценного интеллектуального общения провинциалу, узнать квалифицированное мнение о своих недостатках, а равно и достоинствах, буде таковые обнаружатся. И от Вас я с удовольствием выслушал бы замечания по поводу идейного замысла, сюжета, фабулы, стиля, фактографии эт сетера, и, может быть, понял бы, наконец, отчего так взволновалась питерская школа фантастики по поводу полученных романом премий.

Однако вместо этого я вынужден был испытать чувство глубокого недоумения. Поскольку я не ожидал обнаружить у признанного авторитета столь вопиющего непрофессионализма. Ибо, даже будучи настроенным заведомо негативно, критик должен был рецензируемый труд более-менее внимательно прочитать. Если же Вы это непременное условие выполнили, то остается предположить, что обе Ваши статьи написаны с какой-то специальной, не имеющей к чистой литературе отношения целью. А это уже... неизящно.

Поясняю. Вся Ваша критика строится на посылке, что "В.Звягинцев писал свой роман уже в новых условиях и обязан был действовать в соответствии со временем". А также подчеркивается, что автор имел в виду изготовить произведение массовой культуры, но это ему удалось не слишком.

Не стал бы оспаривать такого мнения, если бы в обоих доступных читателю изданиях (Ставрополь, 1992; СПб, 1993) не была обозначена дата его написания: 1978-1983 гг. А уж когда он, роман, вышел в свет - это второй вопрос.

Если Вы еще помните те времена и ситуацию с НФ в частности, и соотнесете с ними содержание текста, то, оставаясь хотя бы внутреннее честным, вряд ли вы сможете повторить, что автор имел в виду создать "нечто развлекательное". Во-первых, потому, что надеяться на публикацию, в то время и такого произведения, не мог бы и самый наивный из литераторов. Писалось для себя и узкого круга друзей, что, кстати, неплохо понял тоже не последний критик А.Балабуха, который был, вместе с Бритиковым, рецензентом романа еще в 1987 году. А во-вторых, никаких публицистических произведений, освещавших затронутые мной вопросы, в открытой печати в то время тоже не было. А за те, которые можно было найти в сам- и там-издате, светили сразу две статьи, если слышали - семидесятая и сто девяностая. На что мне и намекали тогда же близкие к компетентным кругам доброжелатели. Так что я готов признать свою неоригинальность и примитивность, но лишь по отношению... Ну, сами решите, кто тогда внутри этой страны поднимал подобные темы, и при этом ни сел и не уехал. Если вспомнить даже мэтров, то в "Граде обреченном" они по поводу сталинизма ограничились лишь аллегорией. А о терроре против казачества я вообще, наверное, первый вспомнил, лет за пять до "Огонька", основываясь на личном опыте моей семьи.