Array Мюрид - Русская Каморра, или Путин в окружении

Государство принципиально отличается от бизнеса тем, что любое предприятие создается и функционирует лишь тогда, когда есть спрос на его продукцию. Спрос снижается — предприятие безжалостно закрывают и инвестируют капитал в другой сегмент или отрасль. В лучшем случае — оставляют вывеску, выгоняют сотрудников, завозят новое оборудование и нанимают новый персонал. Это вполне разумная логика. На это и направлены критерии и показатели эффективности — сигнализировать о том, когда нужно сворачивать лавочку. Для государства такая логика неприменима — оно не может спокойно обанкротиться и пере-учредиться. Поэтому его модель развития принципиально отличается от моделей корпоративного развития.

Но современные менеджеры России лишены напрочь любых понятий о государственных подходах. Их цель — качать прибыль из свалившегося в их руки наследства. То, что десятки поколений предков строили страну совсем не для этого, путинскую вертикаль не беспокоит — мало ли, что там это старичье себе думало. Сейчас рулим мы, а после нас — хоть потоп.

Появление Интернета поставило не только перед российскими, но и вообще перед всеми национальными правительствами вопрос об отношении к внезапно вышедшему у них из-под контроля гражданскому обществу, которым они так или иначе, но умели управлять — где через репрессии, где через манипуляции. Интернет, как принципиально новое средство массовой коммуникации, самой своей сетевой организацией, как песок, просочился сквозь созданные иерархические решетки контроля за обществом.

При этом, конечно же, никакой Интернет не изменит главные решетки — в голове у человека. Эту задачу власти разных стран успешно решают через массовое оглупление, одичание и примитивизацию. И никакие технические инструменты здесь не помогут.

Тем не менее, Интернет, а затем, и как его развитие — социальные сети — стали альтернативой и параллельной реальностью, которая крайне слабо управляется обычными традиционными методами. Государственные структуры в разных странах пытаются нащупать методы и инструменты, позволяющие им взять под контроль эту весьма неприятную для них самоорганизующуюся систему.

Россия не исключение. Будучи почти классической феодальной деспотией, современная Россия предельно отрицательно относится даже не к свободе слова, а свободе от страха перед собой. И решает проблему не менее классическим образом — через репрессии.

Закавыка в слове «почти», когда мы говорим «почти классическая феодальная деспотия». Мы все-таки отличаемся от классики. Отличаемся тем, что у нас нет классического сословного общества, основанного на принципах служения. Да, у нас есть сословия, даже есть касты (каста неприкасаемых друзей первых лиц, к примеру), но проблема в том, что к неотчуждаемым сословным правам всегда прикладываются и такие же неотчуждаемые сословные обязанности. Право властвовать подразумевает обязанность отвечать — в том числе и своей жизнью — за провалы в решениях. Право вести бизнес означает обязанность отвечать всем своим достоянием за провалы в экономических и финансовых решениях. Особенность путинского феода в том, что раздав щедрой рукой права правящему сословию, власть полностью освободила его от любых обязанностей, оставив лишь одну — безусловную преданность (что, кстати, тоже не соответствует сословным правилам и обычаям — любой вассал всегда имел право перейти под руку иного сеньора, что вынуждало сеньоров относиться к своим вассалам как к исчерпаемому и очень важному ресурсу — то есть бережно).

Все это приводит к тому, что для проведения репрессий у путинского режима нет инструмента. Точечные посадки — да, без проблем. Массовые репрессии — нет. Силовые структуры сегодня — это поголовно бизнес-проект, а не опора трона. В этот проект совершенно не входят массовые репрессии, их просто нет в мануале, так как это означает, что любые репрессии в отношении любой социальной или сословной группы будут завершены репрессиями в отношении самих репрессантов. Будь нынешние силовики классическим служивым сословием — они были бы вынуждены принимать это как неизбежность. Но они — бизнесмены, и лишь извлекают свой доход, зачем им такой экстрим?

Этим и объясняются все недошаги властей. Мы не проводим реформы, а имитируем их (точнее, даже не их, а попытки проектирования реформ). Мы не воюем, а принимаем участие в войнах (что в Грузии, что на Донбассе, что в Сирии). Даже если у кого-то и закрадывается мысль: а давайте возьмем и победим врага, то его немедленно призовут к порядку и заставят отказаться от такой крамольной мысли.

Та же самая ситуация и с репрессиями: власть не способна на массовый и системный террор. Не понимая, как именно ей нужно реагировать на внезапно появившееся неподконтрольное ей пространство, она при этом неспособна ни сформулировать свое отношение к нему, ни взять его под контроль, ни отпустить его в свободное плавание. Остаются судорожные и откровенно дебильные решения типа «пакета Яровой» или точечных арестов и задержаний. Проблему это не решает, да никто такой задачи и не ставит: основа всей деятельности нынешних властей — лишь имитация любой деятельности. Они даже воруют по-дурацки: им уже в открытую говорят, что в конечном итоге все равно все отберут и пустят по миру, но нынешние уже не могут остановиться и изменить поведенческие рефлексы.

На прямой линии все как всегда. Путин имеет некоторый набор техник ухода от прямых вопросов, поэтому все его ответы носят либо обтекаемый, либо неконкретный характер, каких-то внятных ответов от него как не было никогда, так и нет.

Откровенно говоря, такой формат общения с народом выглядит совершенно бесперспективным. Он очень похож на однотипные ток-шоу, где десяток человек, перекрикивая друг друга, произносят скороговоркой бессмысленные обрывки фраз. В итоге вроде бы целый час прошел, много сказано, а создается впечатление полной каши. Когда Путин отвечает на очень широкий перечень вопросов, просто по самому формату такой встречи никакой конкретики ждать от него невозможно — думаю, что и любой другой человек вряд ли смог это сделать.

Будь встреча тематической — по социальным вопросам или по экономике, или по внутренней, внешней политике, по здравоохранению, науке или образованию — тогда можно было бы рядом с собой сажать профильных чиновников, профильных ученых, специалистов — и таким вот колхозом гораздо более четко формулировать проблемы и решения.

Аналогия с ток-шоу здесь вполне уместна: ограниченный набор персонажей, кочующих табором с одного канала на другой и с одной передачи на другую, готов обсуждать любые темы — в итоге никакого обсуждения предложить не могут, а предлагают лишь самолюбование и соревнование в собственном ЧСВ. Встреча «обо всем» одного-един-ственного человека носит тот же характер — Путин, даже будучи семи пядей во лбу, способен продемонстрировать лишь собственные демагогические техники и приемы.