Array Мюрид - Русская Каморра, или Путин в окружении

Говоря иначе — простор для манипуляций у власти, безусловно, имеется. Есть четкие маркеры, чего более всего опасается население. По ним и можно будет проектировать конфликт, на фоне которого и произойдет госпереворот — никто не отменял кризиса власти, когда одной клике уголовников и бандитов все равно нужно будет разобраться с другой точно такой же. Кормовая база исчерпывается, так что этот конфликт неизбежен. Однако его столь же неизбежно нужно будет прикрывать и перенаправлять ненависть людей в другое, более безопасное для номенклатуры русло.

В июне 1989 года на первом заседании Верховного Совета СССР выступил депутат Гавриил Попов и предложил в самом приоритетном порядке начать рассмотрение нового Союзного договора. Его предложение прозвучало практически в пустоту: после первого Съезда с его оглушительным эффектом прорвавшейся плотины обратить на себя внимание можно было только через что-то совсем запредельно зубодробительное. Вопрос, поставленный Поповым, был скучным и рутинным, а потому практически сразу о нем и забыли. До развала Союза оставалось всего два года. Или целых два года — смотря как оценивать этот промежуток времени.

Мое личное разочарование в депутатах-«демократах» уже к началу 1990 года (насмотрелся изнутри) не мешает оценивать и сейчас предложение Попова как крайне важное и своевременное — в тот момент Союз казался незыблемым, и его предупреждение, что без пересмотра правовых основ его существования страну ждет коллапс, казалось совершенно фантастическим. Могу предположить, что в тот момент Попов и какая-то часть «демократов» действительно верили в то, что Горбачев способен внять рациональным доводам и развернуть ситуацию — время поджимало, но еще было. Пожалуй, осознание того, что надежды на Центр бесперспективны, и привели «демократов» уже через год в лагерь тех, кто стал раскалывать Союз и разваливать его по линиям республиканских границ. Парадокс, но вполне объяснимый: если ты не можешь предотвратить, то нужно возглавить. Именно Горбачев должен был принимать решение, и раз он продолжил свою пустопорожнюю болтовню, его сторонники очень быстро перековались в его противников.

Процесс развала СССР после 1991 года продолжился, большая часть республик после обретения независимости прошли через конфликты и гражданские войны. Россия — не исключение. Мы до начала нулевых балансировали на грани распада, но в конце концов удержались, хотя, как и из любого кризиса, у нас было несколько путей, по которым мы могли пойти. Первый путь у нас перед глазами — на волне урегулирования в Чечне федеральная власть сделала ставку на строительство унитарного государства с его «вертикалью управления». Идеологическое обоснование такого пути было весьма очевидным — исторически Россия всегда управлялась относительно жесткой системой власти и управления, в разное время и разные эпохи дискутировался лишь вопрос степени этой жесткости. Кроме того, память о веках феодальной раздробленности и последовавшего за ними тяжелейшего поражения при вполне рядовом нашествии с Востока никуда не делась, став своего рода прививкой и частью национального иммунитета.

Скорее всего, будь жесткая «вертикаль» использована для развития и модернизационного рывка по примеру 30-х годов 20 века, логика в таком решении была бы вполне очевидной, однако с самого начала всё пошло совсем иначе. Вертикаль управления и унитарное государство стали инструментом личного обогащения микроскопической кучки олигархов и их челяди. Алчность беспредельна — это доказали десять тучных лет, после которых страна оказалась выжженной пустыней. Все, что было получено в течение нулевых в виде подарка с небес, оказалось разворованным и проеденным насквозь. Мало того — разворовали не только сверхприбыль, которая была случайным и несистемным фактором, но и саму основу страны. В этом смысле вертикаль с ее бессменным лидером и, соответственно, несменяемым курсом на уничтожение страны стала из преимущества тяжелейшей проблемой.

При этом, нужно отметить, в начале нулевых был шанс на иное развитие событий. Набравшая вес и силу региональная бюрократия и олигархия структурировалась и стала реальной конкурентной силой бюрократии и олигархам федерального уровня. Ситуация крайне беспокоила Кремль, который в принципе не понимал, как можно встраивать в госстроительство этот фактор, созданный, кстати, тем же самым Кремлем в пору борьбы Ельцина и Горбачева со знаменитым ельцинским «берите суверенитета, сколько проглотите».

Лидеры регионалов рассматривались в Кремле как опасные конкуренты, причем и политики федерального уровня вроде того же Примакова не скрывали симпатий к оформившемуся в выборный блок «Отечество — вся Россия» региональному движению, оценивая его в качестве серьезного противовеса федеральному всевластию.

Вторая чеченская война в таком случае стала неизбежной — Кремль на волне победы получил возможность наглядно продемонстрировать регионалам реальную угрозу любым их попыткам «развалить Россию». При этом сейчас уже давно не является секретом, что та же Чечня во многом была проектом, хотя и весьма хаотическим, самого Кремля, который во многом устраивало существование «серой зоны». Чечня смогла обрести некоторую субъект-ность, однако в целом создание неподконтрольной Ичкерии во многом отвечало вполне шкурным интересам ельцинского окружения, без которого история мятежной территории была бы гораздо более короткой. Тем не менее, круги по воде стали беспокоить Кремль тем, что и другие регионы получили возможность демонстрировать самостоятельность и действительно стали глотать суверенитет в объемах, которые уже не устраивали Москву. Одно дело — тактический ход в ходе борьбы с Горбачевым, другое — стратегическое направление всей политики, к которому в Москве были не только не готовы, а и не понимали, как это возможно в принципе.

Задачей Кремля стал контроль над регионалами, и он сумел добиться его в ходе довольно сложной многоступенчатой борьбы перед выборами в Думу 3-го созыва, а затем уже в ходе работы этого состава Думы. Тогда Госдума еще была местом для дискуссий, хотя и не без перехлестов, и у нее был серьезный потенциал стать в будущем если не полноценной, то вполне действующей ветвью власти (уж коли в России стали строить буржуазную демократию). Однако Путин строил не буржуазную демократию, а мафиозное государство, поэтому демократия была для него избыточной опцией. ОВР загнали в угол, из которого великодушно предложили выход в партию власти, которой и стала «Единая Россия». Позиции регионалов постепенно подрывались, чему в немалой степени способствовала борьба с терроризмом. На фоне бесланской трагедии никто не рискнул возразить Путину, закрывшему проблему неподконтрольных ему выборов губернаторов, после чего региональная вольность стала историей. Наступило время «вертикали управления».