Николай Злобин - Империя свободы. Ценности и фобии американского общества

Я уже как-то цитировал разговор, состоявшийся у меня много лет назад с видным американским юристом-практиком. Мой коллега одновременно профессорствовал в одной из лучших юридических школ США и, соответственно, мира. Разговор до сих пор кажется мне важным, поэтому я напомню про него.

Как водилось во времена перестройки, наша беседа неизбежно коснулась разницы между Россией и Америкой. Тогда это была горячая тема. Мы уже по традиции обсудили историю и политику, экономику и военное дело, а потом заговорили о ценностных различиях. Мой приятель стал говорить о главенстве закона, я в ответ начал было ему объяснять, насколько для людей в России важно чувство справедливости, которое для большинства гораздо выше закона. Он засмеялся и ответил: «Знаешь, в нашей американской юридической школе, в любом университете, как только студент-юрист на экзамене упоминает в качестве аргумента справедливость, мы ставим ему «два» и отсылаем на пересдачу. Справедливость – вещь сугубо субъективная и не имеет никакого отношения к работе правовой системы. Ее задача – не установление всеобщей справедливости в стране, а максимально эффективная реализация принципа главенства закона и выполнение буквы и духа закона».

Логика моего собеседника была в том, что абстрактной справедливости не бывает вообще нигде и никогда. Справедливость всегда носит конкретный исторический и социальный характер. То, что справедливо для одного человека или социальной группы, может оказаться вопиющей несправедливостью для кого-то другого. Посмотрите, например, на международное право или традиции кровной мести в разных культурах мира. Это, кстати, отлично понимали марксисты-ленинцы, которые в свое время придали понятию справедливости сугубо классовый характер. Мне тогда запомнилась еще одна мысль, которую высказал мой американский собеседник в контексте всего вышесказанного: закон, по определению, неизбежно имеет черты несправедливости, ибо он основан на необходимости его обязательного для всех выполнения, а то и принуждения. Если нельзя принудить выполнить закон – он перестает быть законом. Это, кстати, и произошло в значительной степени с международным правом.

В этом смысле, если социалистические теории права более или менее сводились к попыткам установления социальной справедливости в стране, но только для некоторых родственных социальных групп и классов при полном подавлении или уничтожении других, то правовая система демократического государства построена на принципах равенства всех перед законом. Иными словами, социалистические учения говорят о равноправии для избранных классов в распределении справедливости, а теории демократии – о равенстве в распределении, если можно так сказать, постоянно существующей в любом обществе несправедливости, причем – в идеале – между абсолютно всеми членами общества. Именно это максимально равное распределение несправедливости и должен при демократии регулировать закон. Именно на это должна быть направлена политика. Насколько успешно это удается сделать – настолько правовая система носит демократический характер, что уже характеризует и всю политическую систему той или иной страны. Попытки утвердить в современном сложном и многослойном обществе систему права на базе идей социальной справедливости ведет, как полагают американцы, не к главенству закона, а к правосудию самосуда на основе по-разному понимаемой «высшей справедливости». Что собственно, они сами во всей красе и демонстрируют раз за разом во внешней политике, не замечая этого.

Но внешняя политика США – совсем другая тема, не имеющая отношения ни к закону и праву, с одной стороны, ни к справедливости – с другой. За справедливость должны, по логике американского подхода, вступаться и бороться политики, включая принятие законов, считающихся большинством населения страны справедливыми, а правовая система должна обеспечивать равенство всех перед этими законами, в том числе и через адекватную их трактовку и применение на практике. Если она не выполняет эти функции, то она вольно или невольно «подставляет» политическую систему страны, ломая баланс равного распределения несправедливости в обществе.

При этом в реальности американская жизнь является гораздо более упорядоченной и лучше организованной по сравнению с жизнью среднего россиянина. А несправедливости в ней, должен признать, гораздо меньше, чем в жизни простого человека, живущего в России, где так и не удалось установить даже принцип главенства права и равенства всех перед законом. Американцы действительно исходят из того, что право и закон – по определению – не могут быть справедливыми для всех в равной степени (что, впрочем, близко и к российскому пониманию справедливости). Однако именно через отказ от приоритета абстрактной «высшей справедливости» и установление простого и внешне несправедливого принципа равенства всех перед законом в США добиваются гораздо большей социальной справедливости.

Упомянутый уже мною Динеш Д’Суза в одной из своих книг отмечал, что, переехав в Америку, он поразился не тому, как хороша жизнь людей на верху американской социальной лестницы, а тому, какую жизнь Америка обеспечивает своим простым гражданам. Даже невысоко образованные люди со средними способностями, даже откровенные посредственности и лентяи имеют тут хорошие дома и машины и ежегодно отдыхают. По крайней мере, так было всю вторую половину XX века. Конечно, можно спорить о причинах качественной жизни среднего американца, но все же стоит прислушаться к мнению иммигранта из Индии, ставшего одним из голосов республиканской Америки. Но сложилась эта ситуация отнюдь не после Второй мировой войны, а гораздо раньше. Известно, что между 1830 и 1950 годами Америка обладала самой быстрорастущей экономикой на Земле, а еще в 1815 году историк Даниэль Уокер Хей писал, что средний американец питается лучше и имеет лучшее здоровье, чем средний житель Европы.

Мало кто знаком с письмом, которое написали Иосифу Сталину из своей длительной поездки по Америке Илья Ильф и Евгений Петров 26 февраля 1936 года. Прошу прощения за большую цитату, но она, на мой взгляд, того стоит:

«Нас поразил высокий уровень американской жизни. Однажды мы ехали по пустыне, в штате Аризона, направляясь из Гранд-Кеньон в Зайян-Кеньон. Это была пустыня в полном смысле слова. Не было ни людей, ни растений. Мы проехали две сотни миль, не встретив ни одной живой души, если не считать нескольких шоссейных рабочих, исправлявших дорогу. Потом мы проехали превосходный мост через речку Литтл-Колорадо и увидели бензиновую станцию и небольшой дом. Кроме этих двух сооружений, вокруг ничего не было. До следующего населенного пункта было не менее двух сотен миль. Но в домике, где проезжим сдавались комнаты, мы нашли: электричество, горячую и холодную воду, превосходные постели, идеальной белизны простыни и полотенца, ванну, радио, водяное отопление и нормальный американский обед (не слишком вкусный, но разнообразный и питательный). Здесь, в пустыне, было решительно все, что можно найти в Нью-Йорке, Вашингтоне или Сан-Франциско. Даже мебель была такая же, как в Нью-Йорке или Вашингтоне, – стандартные переносные лампы с твердыми бумажными абажурами, качающиеся кресла, стулья, камин. И плату с нас взяли умеренную – такую же, как в Вашингтоне или Нью-Йорке, хотя, пользуясь безвыходным положением путешественников, могли бы содрать сколько угодно.