Андрей Солдатов - Битва за Рунет: Как власть манипулирует информацией и следит за каждым из нас

Всего до распада Советского Союза в 12-м отделе служили девятьсот человек в Москве и еще четыреста в Ленинграде.

Но количество не обеспечивало эффективности. Одновременно отдел мог прослушивать не больше 300 телефонных линий в Москве. За сутки работы удавалось сделать в среднем от восьми до одиннадцати часов записей, при этом на расшифровку одного часа записи уходило семь часов работы контролеров. Существование 164 точек было скорее симптомом слабости системы, а не признаком ее могущества. Посвященным было понятно, что такое количество точек контроля было необходимо из-за плохого качества связи и неоднородности московских телефонных станций, некоторые из которых работали еще с дореволюционных времен. Подземные коммуникации находились в ужасающем состоянии, и иногда было физически невозможно подключить линию к центральному пункту прослушивания.

В ходе расследования оказалось, что многие технологии КГБ вынужден был заимствовать из Восточной Германии. Министерство госбезопасности ГДР, или Штази, начало работать над собственной системой перехвата телефонных разговоров, Systema-A, еще в 1956-м {75}. К концу 1960-х Штази представила более эффективную централизованную Centrales Kontrollsystem, или СЕКО, окончательный переход на которую произошел в 1973-м. Благодаря ей спецслужба могла прослушивать централизованно 4000 телефонных номеров из 8 миллионов, зарегистрированных в стране. В начале 1980-х система была усовершенствована еще раз – до СЕКО-2. В СЕКО-2 использовались магнитофоны марки Elektronik, созданные специально для Штази, которая была единственной в Восточном блоке спецслужбой, имеющей магнитофоны, разработанные специально для нее. Центральные базы CEKO-2 располагались в 15 окружных управлениях и отделах Штази. В одном Восточном Берлине находились 18 станций СЕКО-2. Центральная точка на Франкфуртер Аллее была оборудована четырьмя огромными телекоммуникационными стойками с 1100 контрольными точками, там же были оборудованы 20 индивидуальных постов в отдельном помещении для работы офицеров-контролеров. Специальные кабели соединяли станции СЕКО-2 с коммутационной панелью ближайшей телефонной станции, так что «контролеры» Штази могли слушать все разговоры напрямую. Это было возможно благодаря тому, что подземная коммуникационная система, созданная еще при Гитлере, сохранилась, уцелев даже во время боев за Берлин в 1945 году.

КГБ пытался скопировать систему Штази, завидуя уровню ее технического совершенства. Многие годы за отношения с секретной службой Восточной Германии отвечал генерал-майор КГБ Николай Калягин. Он работал по этому направлению 12 лет, сначала как начальник станции КГБ в Бонне, затем как руководитель отдела, курирующего сотрудничество со Штази. Нам удалось найти его домашний телефон. Когда мы позвонили, трубку поднял сам Калягин.

Он подтвердил, что несколько его офицеров-техников действительно работали в Берлине на постоянной основе: в КГБ всегда интересовались немецкими ноу-хау в деле перехвата информации. Один из наших источников, работавших в Германии в 1980-х, подтвердил эту информацию.

«Мы правильно понимаем, что контроль над телефонными линиями в Берлине был организован лучше, чем в Москве, – спросили мы Калягина, – и что немцы порой превосходили нас в технологиях телефонной прослушки?» «Да, вы правильно понимаете», – ответил Калягин.

У Штази было то, в чем так нуждался КГБ, – централизованная система дистанционного прослушивания телефонных переговоров.

СОРМ был разработан как раз для того, чтобы восполнить этот пробел: создать подобную систему сначала в столице, а потом и во всей стране. К моменту развала СССР КГБ еще работал над СОРМ, но не успел закончить. Через несколько лет этой задачей занялась новая российская спецслужба, Федеральная служба безопасности.

В один из дней лета 2014 года Андрей вошел в высокое здание М-9 на улице Бутлерова, чтобы своими глазами увидеть, как обмениваются трафиком российские провайдеры. Всего 10 лет назад тогда единственная в стране точка обмена, MSK-IX, ютилась в уголке на двенадцатом этаже этого здания. Сейчас она занимала семь этажей, заполненных сотнями и сотнями телекоммуникационных стоек с оборудованием.

На каждом этаже вход в зал преграждает тяжелая металлическая дверь, к каждой требуется своя карточка доступа. У сопровождающего Андрея инженера был пропуск от восьмого этажа. Открыв тяжелую металлическую дверь, Андрей тихо вошел в небольшую комнату, всю уставленную телекоммуникационными стойками. В одной из них он увидел черный ящик с пучком отходящих от нее проводов и несколькими лампочками на панели. На ней было написано «СОРМ». Андрею сказали, что мигающая зеленая лампочка означает, что у ребят из ФСБ, сидящих здесь же, на восьмом этаже, есть чем заняться.

Лампочка мигала.

В 1998–1999 годы Левенчук сделал все, чтобы привлечь внимание общественности к СОРМ, но оказалось, что никто из крупных провайдеров не собирается оказывать сопротивление. И Левенчук зарекся заниматься политикой. Он проиграл битву против СОРМ, и проиграл ее новому директору ФСБ. Его звали Владимир Путин.

Экономический кризис 1998 года заставил Ельцина менять премьер-министров одного за другим. Ни один из них не был экономистом, зато все имели непосредственное отношение к спецслужбам. Первым, с 11 сентября 1998-го по 12 мая 1999-го, был Евгений Примаков, бывший начальник Службы внешней разведки. Ему на смену пришел Сергей Степашин, директор ФСБ в 1995-м. 9 августа 1999 года Ельцин представил нового премьера – Владимира Путина, руководившего ФСБ в 1998–1999 годах.

Летом 1999-го Россия медленно и мучительно выходила из кризиса. Но сентябрь потряс Москву двумя взрывами жилых домов, унесшими жизни 216 человек {76}. Виновными были объявлены чеченские террористы, и теракты дали повод для начала новой военной кампании на Северном Кавказе.

Однако Ельцин и его окружение боялись не мятежей и террористов, их больше беспокоили бывшие соратники. Юрий Лужков, мэр Москвы и влиятельный политик, не делал тайны из своих президентских амбиций. Он начал наступление на семью Ельцина, обвинив ее в коррупции. Президентская команда с беспокойством наблюдала, как к Лужкову присоединился Примаков и как вместе они строят новую политическую партию «Отечество», собираясь принять участие сначала в думских выборах в декабре 1999 года, а потом – в президентских в марте 2000-го. Срок полномочий Ельцина истекал через несколько месяцев, и безопасность его и его семьи была под большим вопросом.

Вечером воскресенья, 30 мая 1999 года, Ельцин в ужасе смотрел в экран телевизора в своем доме в Барвихе, знаменитом поселке на Рублевке, где шикарные коттеджи, построенные еще для советской элиты, окружены зеленым лесом. Ведущий Евгений Киселев демонстрировал зрителям «схему президентской семьи» и говорил о коррупции. Киселев показывал это в эфире «Итогов» – самой уважаемой передачи популярного телеканала НТВ. Киселев говорил о дочери Ельцина Татьяне и ее муже Валентине Юмашеве, работающих в президентской администрации, об Александре Волошине, главе этой администрации, и олигархе Романе Абрамовиче. «Эти фотографии на экране чем-то напомнили мне стенд „Их разыскивает милиция“. Я такие стенды в Свердловске очень часто видел: на территории заводов, на автобусных остановках, возле кинотеатров, – писал потом Ельцин в мемуарах. – Там красовались личности пьяниц, воров, убийц, насильников. Теперь милиция в лице НТВ разыскивала мою так называемую Семью: мою дочь, Волошина, Юмашева… Всем этим людям, включая меня, приписывалось подряд все что можно: счета в швейцарских банках, виллы и замки в Италии и Франции, взятки, коррупция… Передача по НТВ повергла меня в шок» {77}.