Работа

«Есть такие тюрьмы, где человек находится за решёткой, а всё, чего он жаждет, — снаружи; а есть другие, где всё наоборот: человек находится снаружи, а всё, чего он жаждет, — за решёткой».

«Всякий, кто работал с «программами по борьбе с бедностью» в американских гетто или был свидетелем их функционирования, прекрасно понимает, как действует «гуманитарная помощь» для «недоразвитых» стран. В обоих случаях обогащаются самые пронырливые авантюристы; в обоих случаях наиболее болеющие душой за помощь нуждающимся или выгорают, или впадают в отчаяние, или уходят в подполье. На фоне продолжающейся нищеты плодятся безмолвные миллионы лишённых. И более того, их реакция на навязанные условия жизни показывается широкой мировой общественности как “криминальная”».

На периферии рыночных отношений находятся такие люди, которым удаётся вести докапиталистический образ жизни. Некоторые из них — это индейские народности, сражающиеся за сохранение своих традиций. Другие — исключённые, которых экономика проглотила, пожевала и выплюнула. С ростом мыльного пузыря глобального рынка те, кто существуют вне системы, обнаруживают, что их жизненное пространство постоянно сужается. Поэтому уже почти никто не может представить себе, какой была жизнь в те времена, когда все необходимые ресурсы были доступны каждому и каждой.

До недавнего времени большая часть человечества получала всё необходимое непосредственно с земли, на которой жила. Это обеспечивало определённую безопасность в тяжёлые времена. Теперь же практически всякий вынужден покупать всё, что ему необходимо для выживания: экономическая рецессия стала катастрофой столь же опасной, как землетрясения и цунами, хотя рецессия — катастрофа абсолютно искусственная. И тогда как природные катастрофы случаются время от времени и остаются в прошлом, капитализм «всегда с тобой»: голод может быть временным, а бедность постоянна.

И всё же даже сегодня ещё сохранились те аспекты человеческих жизней, где не властна логика прибыли и конкуренции: отношения между друзьями и родными или тёплый ветерок в летний полдень. Самое лучшее в жизни по–прежнему бесплатно. Это такая деятельность, которая сама по себе является наградой, это дарение без всяких условностей и ожиданий. Всё это по–прежнему необходимо в нашем обществе, принимают ли эти отношения форму дворового чемпионата по футболу или программного обеспечения open-source. Да, многое из этого находится в карантине сужающегося социального контекста, многое возможно только между равными, подобно тому, как древние афиняне практиковали демократию среди равных и при этом поголовно имели рабов. Но показательным является то, что даже самые богатые, те, кто всеми силами пытаются сохранить свои привилегии, всё равно предпочитают именно такие отношения, когда они могут себе их позволить. Крайне трудно себе представить, что всё будет поглощено экономикой, как бы далеко не заходил процесс колонизации в наши дни.

С другой стороны, те, кто пытаются бежать за пределы рынка, редко уходят далеко. Большая часть отдалённых коммун всё ещё вынуждена приобретать в собственность или арендовать пространство для жилья, платить налоги, решать проблемы, возникающие вследствие того, что члены коммуны сохраняют капиталистическую систему ценностей и эмоциональные травмы, полученные за время жизни в системе. В долгосрочной перспективе такая автономия способна породить такого же рода систему ценностей, как и частное предпринимательство. Попытки создания автономных пространств на задворках капиталистического общества, в условиях колоссального давления и влияния со стороны этого самого общества, как правило, представляют собой более бедные версии того, каким мог бы быть другой мир. В худших случаях они деморализуют своих участников, и те способствуют распространению мысли о том, что подобные утопические альтернативы обречены на провал, вызывая в товарищах ощущение того, что проект рухнул по причине их собственных ошибок, а не вследствие влияния капиталистических условий. Те пространства, которым удаётся выжить, часто замыкаются на себя, теряя всякую надежду стать катализаторами более массовых общественных изменений.

Подобные попытки эскапизма часто применялись для ещё большего распространения капитализма. Это имело место при исходе европейских беженцев в так называемый Новый Свет. Но в те дни беглецы, по крайней мере, могли перейти фронтир и присоединиться к некапиталистическим сообществам — и очень часто они именно так и поступали, принимая сторону индейских племён в борьбе с бывшими соотечественниками. Но в наши дни фронтир отодвинут на самый край земли. И тем, кто хочет вырваться из капиталистического ярма, придётся сражаться там, где они живут.

Животные, а равно и растения, минералы, да и всё прочее, рассматриваются экономикой точно так же, как и мы сами. С гамбургером в руке рабочий глядит в зеркало. Что он там видит? Он видит колоссальный жизненный потенциал другого живого существа, низведённый до уровня товара массового потребления. То же самое верно и в отношении веганской альтернативы: монокультура соевых бобов наносит природе не меньший вред, чем промышленное сельское хозяйство. Трупы миллиардов живых существ сваливаются к основанию экономической пирамиды. Если нанести визит на скотобойню или в лабораторию по вивисекции, легко представить себе, что ещё существующие на планете виды живых существ очень завидуют уже исчезнувшим.

От требований рынка не застрахованы ни ледники, ни горы. Сама земля систематически превращается в отходы производства. Это — конечный результат жизни, которую мы ведём в рамках института частной собственности и руководящих подобной жизнью мотивов. Живые существа редуцированы до объектов экономики, а материальный мир вокруг нас подчинён власти предрассудков о самоудовлетворении через потребление.

Не–люди насильно загоняются в рамки экономической системы точно так же, как до недавнего времени поступали со всеми не–европейцами. Некоторым позволено сохранять свою маленькую автономию для развлечения потребителей: в национальных парках, охотничьих заказниках, в качестве одомашненных животных. Те же зоны привилегий, разделяющие человеческое общество, разделяют и другие виды: собака Лионы Хелмсли наследует миллионы долларов, а коров и свиней убивают миллиардами.

Но если мы относимся к нашим ещё живым соседям по планете как к игрушкам в наших играх во власть, то легко забыть, что не так давно человеческие существа тоже ощущали себя частью природы. Мир всё ещё в состоянии показать, какой может быть жизнь без экономики. Прогуляйтесь по древнему лесу, и вы начнёте понимать, как много изобилия и разнообразия мы потеряли.