Роджер Бутл - Траблы с Европой. Почему Евросоюз не работает, как его реформировать и чем его заменить

Однако у этого рецепта есть еще один порок, гораздо более ощутимый. Суть в том, что строгая экономия позволила бы не только оздоровить государственные финансы, но и восстановить конкурентоспособность, поскольку вымывание ресурсов из государственного сектора в результате урезания расходов, а также сокращение личных трат граждан вследствие роста налогов снизят совокупный спрос и увеличат безработицу. При обычных обстоятельствах в экономике образуется избыточное предложение, а усиленный спрос на клиентуру и рабочие места приведет к снижению затрат, цен и заработных плат, что будет способствовать повышению конкурентоспособности.

То была бы в чистом виде дефляция того самого рода, какую попробовали (и нашли непригодной) еще в 1930-х гг. Однако в этом-то и весь Евросоюз – причастные к этому политики не могли взять да и поменять что-то в истории, но сумели придумать для дефляции новое название, переименовав ее во «внутреннюю девальвацию». Впрочем, такая смена не сделала процесс ни менее мучительным, ни более действенным.

Сама по себе «внутренняя девальвация» неизбежно стала бы чрезвычайно медленным процессом. Даже незначительной дефляции, в размере 1–2 %, добиться было бы крайне трудно, и далось бы это ценой исключительных страданий. С другой стороны, некоторые из периферийных стран еврозоны страдали от потери конкурентоспособности в размерах, оцениваемых в 30 или даже 40 %. И потому они были бы обречены на десятилетия дефляции. Опыт 1930-х гг. продемонстрировал со всей ясностью, что дефляция – не что иное, как рецепт доведения экономики до нищеты и разрухи эпических масштабов. А все мы знаем, что произошло впоследствии. Отчасти то был результат экономических невзгод.

Но, что еще важнее, сама стратегия дефляции грешит крупным экономическим изъяном – она ухудшает коэффициент платежеспособности. Из-за дефляции снижаются номинальные налоговые поступления и номинальные доходы, а тем самым и номинальный ВВП, тогда как стоимость долга остается такой же.

Теперь еврозона получила на свою голову проблемы и с конкурентоспособностью, и с долгом. В той мере, в какой она решает первую за счет внутренней дефляции, в такой же мере она усугубляет вторую. К началу 2015 г. ряд периферийных стран все же сумели повысить свою конкурентоспособность, сократив отрыв от Германии (хотя любопытно, что Италия и Франция переживают неуклонный рост конкурентоспособности), однако коэффициент платежеспособности всех периферийных стран продолжает расти, равно как и уровень безработицы. В Испании и Греции они даже уже превысили 25 %. Механизм корректировки еврозоны на поверку выглядит примерно так, как попытки страдающего от ожирения бедолаги затягивать себя в корсет. Жир никуда не пропадает, а просто вылезает складками в других местах.

Я считаю, что идея с евро обернулась провалом, но не все согласятся с этим. Кто-то может возразить, что по характеру это проект в первую очередь политический. В значительной мере, в том, что касается истоков, это так и есть, но мало кто ожидал таких экономических затрат, связанных с евро. Напротив, создатели и сторонники евро поддерживали этот проект не потому, что рассматривали его как дорогу к политическому союзу. Они верили – введение евро даст новый импульс экономике и тем самым повысит благосостояние и создаст новые рабочие места.

Описывая ожидаемые выгоды от европейского валютного союза на страницах издания Europe Quarterly в 1999 г., Вим Дуйзенберг, бывший в то время президентом ЕЦБ, выразил свое мнение по данному поводу: «Введение евро и единой валютной политики приведет к увеличению экономического роста, но при этом поддержит стабильность цен, устранит риск серьезных расхождений в валютных курсах в пределах еврозоны. Это будет способствовать экономическому росту и позволит избегать нерационального распределения ресурсов. Истинные выгоды евро проистекают из факта, что это уникальная возможность придать макроэкономической среде форму, благоприятствующую стабильности, росту и занятости».

И даже в мае 2008 г. Европейская комиссия по-прежнему делала заявления, что валютный союз имеет «несомненный успех. Он принес в экономику стабильность, способствовал экономической и финансовой интеграции, дал толчок торговле и росту, а также создал основу для здоровых и устойчивых государственных финансов».

Совершенно ясно, что евроэлиты не рассматривали евро как экономическую цену, которую следует уплатить за политические выгоды полного союза в рамках еврозоны. Скорее, введение евро рассматривалось как способ достижения одновременно политических и экономических преимуществ. И они не могли ошибаться сильнее.

Ключевой аргумент – евро способствует процветанию, поскольку изменчивость валютного курса снижает эффективность экономики. Предполагалось, что это сдерживает торговлю, поскольку компании отягощены бременем либо растущей неопределенности фактических цен и затрат, либо дополнительными расходами, сопряженными с тем, что приходится как-то справляться с этой неопределенностью за счет некого механизма финансового хеджирования. Кроме того, потребителям трудно сравнивать цены, выраженные в разных валютах. В итоге формируется набор рынков, сегментированных по принципу принадлежности тому или иному государству, что, с точки зрения более обширного образования (такого, как Евросоюз в целом), снижает эффективность действия экономики.

Между тем в подобных обстоятельствах сегментированными будут также рынки капитала и кредитов. Возможность изменения валютных курсов означает, что процентные ставки, а также доходность облигаций увеличиваются за счет надбавки на неопределенность. Более того, обособленность финансовых рынков исключает преимущества, получаемые за счет масштабности операций, что опять-таки повышает затраты и снижает эффективность.

Равным образом и с точки зрения управления на макроуровне наличие множества национальных валют в противовес единой создает проблемы, поскольку каждая страна действует на свой страх и риск, и события на валютном рынке могут сбить ее с принятого курса. Таким образом, в условиях единой валюты государства смогут делать займы под меньший процент, а кроме того, это улучшит функционирование экономик, поскольку позволит снизить налоги, или увеличить государственные расходы, или снизить объем заимствований.

Сторонники евро соглашались, что с отказом от национальных валют исчезнет и предохранительный клапан в виде валютных курсов, хотя, как они утверждали, выгоды подобного механизма по большей части эфемерны. Начать с того, что валютные рынки не снижали волатильность, а сами часто создавали ее. Даже когда возмущения валютного курса обусловливались внутриэкономическими причинами, возможности компенсировать или уменьшить их за счет гибкости были ограничены. Крайне трудно, заявляли сторонники евро, произвести обмен по так называемому реальному валютному курсу посредством варьирования номинальной ставки. Любая попытка приспособиться к проблеме в реальной экономике за счет девальвации оканчивается плачевно, поскольку инфляция повышается в унисон, что не позволяет получить какой бы то ни было реальный выигрыш.