Роджер Бутл - Траблы с Европой. Почему Евросоюз не работает, как его реформировать и чем его заменить

Предположим, что евро действительно распадется на северную и южную валюту или каким-нибудь другим образом. Как это отразится на европейских странах, не использующих евро, таких как Великобритания, Швеция или Швейцария?

Во-первых, их валютные курсы двинутся в противоположных направлениях по сравнению с курсами двух еврозон. Давайте для примера рассмотрим Великобританию. Фунт стерлингов повысится относительно южного евро и понизится относительно северного. Нам не дано знать заранее, какие результаты даст соотношение этих двух противоположно направленных сдвигов в конкурентоспособности.

Однако шанс увеличить совокупный спрос стран юга и вероятность более либеральной бюджетной и валютной политики в государствах севера (о чем мы подробнее поговорим чуть ниже) дают Великобритании основания рассчитывать на чистые выгоды. Говоря простым языком, интересам Великобритании и других европейских стран больше всего отвечает процветающая экономика государств еврозоны. И как я уже говорил, вернее всего такие условия создаст именно развал евро.

Чтобы внести ясность, подчеркну, что, когда утверждаю, что евро является одной из причин слабой эффективности экономики Европы, я не применяю понятие «Европа» огульно, как замену понятия «страны еврозоны». Слабые экономические показатели стран, запертых в тенетах евро, – существенный фактор, сдерживающий экономический рост других государств Европы, в том числе Великобритании, которая поддерживает тесные и обширные торговые отношения с еврозоной.

Какой бы ни была кончина евровалюты, но в случае, если она расколется, это подействует как стимул для улучшения экономических показателей, поскольку создаст два взаимосвязанных источника роста. Во-первых, периферийные страны (к ним, возможно, примкнет и Франция) восстановят конкурентоспособность, как только их валюты упадут. Импульс роста обеспечит экспорт. Оживление экономической активности увеличит поступления от сбора налогов, что снизит бюджетные дефициты. Соответственно, откроется возможность несколько смягчить кампанию за жесткую экономию. Если понадобится, ряд государств смогут воспользоваться случаем, чтобы запустить собственные программы количественного смягчения (то есть накачивать экономику деньгами), что позволило бы их центральным банкам опосредованно финансировать государственные займы.

Возможные выгоды достаточно ясны. Но давайте предположим, что по ряду разнообразных причин ослабить режим жесткой экономии невозможно. Тогда остается единственный источник выгод – изменения валютного курса. Но выигрыш от этого – игра с нулевым результатом. С точки зрения системы в целом заработанные «плюсы» будут нейтрализованы приобретенными «минусами». Если страны периферии получат преимущества от того, что их конкурентоспособность повышается по мере падения курса валют, оборотной стороной данного феномена станет то, что страны ядра из-за роста своих валют начнут терять в конкурентоспособности. Разве это обеспечит общее улучшение экономической ситуации?

Здесь рассуждения подводят нас ко второму фактору. Как говорилось выше, мы должны исходить из того, что после ухода из еврозоны какой-то из слабых стран или полной отмены евро курс немецкой валюты (и других северных стран ядра) резко возрастет. Это поведет к снижению экспорта Германии и увеличению импорта, от чего ВВП Германии начнет снижаться, а безработица пойдет в рост. В качестве побочного эффекта темпы инфляции замедлятся. Эти перемены нарушат баланс в экономике Германии. Из-за того что цены в магазинах снизятся, реальные доходы трудящихся Германии возрастут. В итоге немцы начнут тратить больше.

Здесь важно уяснить, что с момента создания евро в экономике Германии наблюдается серьезная разбалансировка. Она функционирует достаточно хорошо, однако своими успехами во многом обязана экспорту, как в другие страны еврозоны, так и в третьи государства. Такое сочетание, как ограничение заработных плат и искусственное занижение валютного курса за счет существования евро, переводит реальный доход из заработной платы в прибыль, то есть от трудящихся – в карманы компаниям. Компании имеют обыкновение не слишком тратить дополнительные доходы, а трудящиеся ограничивают себя в тратах.

Если Германия тем или иным способом выйдет из евро или сам евро распадется, то эти факторы начнут действовать в обратном направлении. Возможно, одна только передача дохода от компаний к потребителям подтолкнет рост совокупного спроса, что скомпенсирует потери немецкого ВВП от сократившегося экспорта. И ВВП Германии подрастет. А это будет означать и рост ВВП по всей нынешней еврозоне в целом, поскольку увеличение конкурентоспособности периферийных стран влечет за собой увеличение их ВВП.

Однако если эффект от всего этого не будет достаточно сильным (а велики шансы, что так оно и будет), то нужный импульс можно создать за счет проведения соответствующей экономической политики. Германия могла бы смягчить бюджетную политику, и то будет возможность для Германии ввести количественное смягчение (на что мог бы согласиться в таком случае Бундесбанк). На самый худой конец, можно было бы проводить более либеральную валютную политику в течение более длительного срока.

В этом смысле роль сильного обменного курса в снижении уровня инфляции приобретает критическое значение. Снижение инфляции дало бы Германии возможность и стимул решиться на попытку увеличить внутренний спрос. Это вернуло бы Германии те позиции, какие она занимала до создания евро, когда в обороте была немецкая марка. Тот период никак не назовешь экономическим провалом.

Немецкая марка играла определяющую роль в экономических достижениях. Как и теперь, Германия преуспевала в промышленном производстве и экспорте, ее бизнесам удавалось удерживать темпы роста затрат на низком уровне. А граждане тем временем вели себя осмотрительно. Германия неизменно сводила торговый баланс с крупным положительным сальдо, однако немецкая марка росла, что во многом уменьшало эффект от снижения затрат. Хотя экспорт играл небольшую роль в экономике, зато увеличивались реальные доходы немецких потребителей, а значит, и уровень их расходов.

Факты говорят сами за себя. С 1970 по 1998 гг., вплоть до последнего года, предшествовавшего появлению евро, среднегодовые темпы роста потребительских расходов в Германии достигали 2,5 %. С появлением евро с 1999 по 2014 г. среднегодовой рост потребительских расходов составил 0,9 %. В период с 1970 по 1998 г. активное сальдо по текущим операциям в среднем составляло 0,8 % от ВВП. С 1999 по 2012 г. средний размер активного сальдо составил 4 % от ВВП. С 1999-го по III квартал 2014 г. совокупный рост реального ВВП в США составил 36 % против 34 % в Великобритании и 21 % – в Германии. Соответствующие показатели по потребительским расходам шокируют еще больше: у США рост составил 44 %, в Великобритании – 38 %, а у Германии – только 13 %.