Роджер Бутл - Траблы с Европой. Почему Евросоюз не работает, как его реформировать и чем его заменить

Так, по данным Европейской комиссии, в 2012 г. крупнейшим чистым получателем средств Евросоюза стала Польша, которой выделили 12 млрд евро. За ней следовали: Португалия (5 млрд евро), Греция (4,5 млрд евро), Испания (4 млрд евро), Венгрия (3,3 млрд евро) и Чешская республика (3 млрд евро).

А кто оказался чистыми донорами, вы, вероятно, можете догадаться сами. Привожу их в порядке возрастания донорских средств: Кипр, Люксембург, Финляндия, Австрия, Дания, Бельгия, Швеция, Нидерланды, Италия, Великобритания, Франция и Германия (последняя выделила примерно 12 млрд евро). На пять государств, лидирующих по общему объему взносов в пользу более бедных членов ЕС, – Германию, Францию, Италию, Великобританию и Испанию – приходилось почти 65 % всего объема вспомоществования.

Поскольку именно чистые, а не валовые взносы отражают истинный масштаб финансовой помощи, полученной государством-членом у Евросоюза, эти цифры все равно не позволяют в полной мере оценить размер оказанной поддержки. Вся штука в том, что, когда Евросоюз расходует средства (на помощь в региональном развитии или на строительство дорог), он постоянно выпячивает тот факт, что данный проект финансируется именно Евросоюзом, и где только можно вывешивает свой синий флаг, украшенный кольцом из золотых звезд.

При всем том истинные показатели финансирования всех начинаний Евросоюза запрятаны в недрах национальных счетов государств-членов. Рядовых налогоплательщиков никто не удосуживается информировать, каковы размеры их личного вклада в благо и процветание собственной страны, а, напротив, всячески внушают им, что необыкновенные щедроты Евросоюза, словно манна небесная, нисходят на них просто так, ни за что.

У политических элит государств – членов Евросоюза (будь то государства-основатели или те, что недавно вступили в ряды ЕС) имелись свои корыстные интересы в присоединении к ЕС: возможность войти в круг тех, кто правит Европой, и наслаждаться причитающимися за это благами в виде влияния, власти, общественного положения и – не побоюсь этого слова – денег (более подробно я прокомментирую свои выводы в главе 2).

Особенно притягателен Евросоюз для малых стран, поскольку членство в нем придает им больше веса и значимости, чем те, на которые они могли претендовать, учитывая размеры их ВВП или численность населения. Таким образом, перед политическими лидерами небольших европейских государств Евросоюз открывает захватывающие перспективы – как если рядовой член местного приходского совета вдруг заполучил кресло министра. Взять, например, Жана-Клода Юнкера. Он – премьер-министр крошечного Люксембурга, а между тем уже дважды успел побывать председателем Европейского Совета, органа, в котором представлены все государства – члены ЕС.

Правда, с элитами Германии, Франции и Великобритании, трех крупнейших стран – членов ЕС, дела обстоят несколько иначе. Они не обижены и получают свою долю благ и поощрений. Для Германии первостепенной задачей было добиться, чтобы ее перестали считать парией и приняли как равную в кругу равных. Ради этого политические лидеры и государственные деятели Германии на протяжении многих лет довольствовались ролью этаких безобидных и нетребовательных «божьих коровок» в международных делах и, в частности, охотно играли вторую скрипку, предоставляя Франции верховодить – во всяком случае, до недавнего времени.

Франция, в отличие от Германии, рассматривала членство в Евросоюзе как способ усилить свое могущество и влияние в мире, она заправляла всем и отдавала команды, а выполняла их организация куда более крупная, чем Франция. В 2012 г. нынешний президент Франции Франсуа Олланд говорил: «Чтобы иметь влияние в завтрашнем мире, защищать наши ценности и модель развития, Франции нужна Европа, а Европе – Франция» (изменения позиций Франции и Германии в ЕС рассматриваются более подробно в главе 2).

Что касается британских политиков и государственных деятелей, то послевоенный период, характерными особенностями которого стали крушение Британской империи и сдача Британией относительных позиций в мире, воспринимался ими как пора испытаний. Хотя членство в ЕС всегда было для этой страны тяжкой стезей, оно, по крайней мере, обеспечивало Великобритании дискуссионную трибуну, с которой ее элиты пытались хоть как-то влиять на мировые дела. Так они, во всяком случае, считали. И это имело колоссальное значение. А все потому, что привычные к статусу власти и превосходства британские дипломаты и высшие государственные деятели, которых готовили к тому, чтобы править миром, почуяв, что жизнь обрекает их руководить всего лишь маленьким островом, сочли, что членство в Евросоюзе позволит им сохранить за собой «почетное место в президиуме». Этот синдром «почетного места», как я его называю, с тех пор и определяет взгляды британской верхушки.

И все же эти довольно циничные объяснения слишком поверхностны. Когда дело касается великих начинаний, все причастные к ним должны глубоко верить в то, что делают. Именно этот момент зачастую совершенно упускают из виду экономисты англосаксонской школы с их приверженностью идее свободного рынка, недооценивая силу стремления континентальной Европы к интеграции. Жизнь не сводится к одной только погоне за прибылью или максимизации полезности. Это существует разве что в сухих математических моделях, которые справедливо пользуются дурной славой, но так милы сердцам американских экономистов.

Историю человечества двигают вперед деяния людей, которые, на счастье или на беду, верят в нечто иное, чем только в самих себя. Такая вера рождает силу, стойкость и решительность. А при необходимости – и решимость забрать чью-то жизнь. Поэтому хорошие офицеры придают такое большое значение воспитанию боевого духа своих подчиненных. Случается, что именно от боевого духа солдат и зависит, окончится ли бой победой или поражением. Такой же принцип применим и к политике.

Если взять нацистскую Германию, то некоторые из тех, кто совершал все эти жуткие злодеяния, всего лишь подчинялись приказам, однако, как ни прискорбно, очень многие делали то, что делали, не за страх, а за совесть, глубоко веря в свою правоту. Естественно, что впоследствии лишь немногие решились признать это.

Десятилетия напролет многие из тех, кто воевал за Советский Союз, отдавая силы борьбе с его внешними противниками или предполагаемыми внутренними врагами, делали это не ради личных корыстных интересов, а потому, что беззаветно верили в дело коммунизма. (Надо заметить, что подобно тому, как в битве за Сталинград отдельные боевые части заставляли идти в атаку нацеленные им в спины автоматы бойцов заградительных отрядов НКВД, так и некоторые из тех, кто работал на СССР в мирное время, делали это не из идейных соображений, а просто потому, что их принуждали.)