Лали Морошкина - Я, президент и чемпион мира

Мольбы родителей с обеих сторон о сохранении семьи потерпели фиаско. Меня понимала только бабушка. Ее вердикт на поступок зятя звучал в привычной для нее манере: «Ваш сын мог сидеть на коне, а он залез ослу под яйца».

Эпатажная Еноховна часто прибегала к методу шокотерапии, имевшей довольно убедительный эффект. Единственное, о чем я думала, так это как уйти красиво. Финал, который должен был быть сильнее старта. После очередного скандала Нукри обратился к радикальным мерам, со словами «Ты никуда не уйдешь» хлопнул дверьми и обрезал в подъездном ящичке заранее приготовленным ножиком «Викторинокс» связывающий с миром телефонный провод.

Чувство мести мутило моё сознание. План был следующим: исчезновение с пятого этажа. Балкон семьи Чаганава был аварийным и достаточно накренившимся. Под ним зловеще выступали бетонные брусья, живое наследие пристроек лоджий. Прикрепив бельевую веревку к краю балкона, я стала медленно и осторожно скользить вниз.

На четвертом этаже жила очень милая и любимая мною армянская семья. По сей день у меня в глазах растерянное лицо дяди Ованеса, который увидел меня висящей на веревке, словно Маугли.

— Простите, у меня двери захлопнулись. Можно, я выйду от вас? — сказала я первое пришедшее в голову. Ответа я не получила. Стакан чая в руках пожилого соседа заметно дрожал.

Когда мама увидела меня с содранной на руках кожей, а затем услышала мой рассказ, у неё прямо у порога подкосились ноги. Зато «враг» был повержен. Пораненные руки, потрясенный дядя Ованес и упавшая в обморок Манана — такова была цена, которую я заплатила за этот реваншистско-акробатический номер. Но мне ещё предстояло попробовать увесистый кусок от сладко-кислого пирога «вендетты»

…Вернувшись домой, Нукри долгое время не мог выйти из состояния шока.

Время было трудное, а растерзанную в клочья жизнь нужно было склеивать заново. Я категорически отказалась от возвращения в материнскую квартиру и считаю, что в тот момент это было одно из разумнейших моих решений. Я должна была научиться существовать независимо.

Согласитесь, в 90-е годы в Грузии в съемных квартирах жили только приезжие студенты из сёл, и мое решение снять квартиру поставило в тупик членов семьи. Они недоумевали.

— Отныне все решения я принимаю самостоятельно! Я и только я! — категорично заявила я и невольно подумала, что прежняя роковая ошибка моей матери давала новую реальность моему сегодняшнему дню. Или я начинаю новую независимую жизнь, или становлюсь похожей на ту серую массу, которой всегда кто-то управляет. Кукла-марионетка хороша только для одного спектакля, а после ее прячут в дряхлый, запыленный сундук, и кто знает, когда она еще увидит дневной свет, и увидит ли вообще.

Я не желала стать куклой на привязи, и не имеет значения, какой господин этой куклой манипулирует! Я была матерью маленького мальчика, которая должна обеспечить ему хорошее питание, образование и уход в «бесцеремонно» подорожавшей стране!

Государственный телерадиовещатель был именно той желанной компанией, где удовлетворялись амбиции любого человека. Известные и знакомые по телеканалам лица, медленно дефилируя, прогуливались по коридорам телевидения, смотрели на новобранцев свысока и как бы вторили вслед:

— Это место занято, пока наше время, которое продлится долго, очень долго…

До государственного телевидения я уже прошла школу двух частных компаний «Ибервизии» и «Тамариони». На «Ибервизии» вела развлекательно-познавательную передачу, а на «Тамариони» аналитическую программу на русском языке, которая в то время пользовалась большой популярностью. Моим напарником был Зураб Двали. Именно с ним мы еженедельно проходили по острому лезвию ножа, так как наши объективные сюжеты вызывали раздражение то у «Мхедриони», то у какого-либо высокопоставленного лица от власти. Сначала нас пытались купить, потом шантажировать, а затем и вовсе убрать. А мы не продавались, и всё…

По натуре необыкновенно теплый, но имеющий волевой характер, Зура после каждого неприятного события успокаивал меня: «Не боись, Морошкина, всех не перебьют», или «Нас мало, но мы в тельняшках». Позднее Зура стал моим другом на всю жизнь и человеком, разделяющим все мои жизненные невзгоды. Частные телекомпании «дышали на ладан», а меня с детства больше привлекала аура «аквариума» (из-за обилия стёкол, так называют здание телевидения. — Л.М.). В моем представлении у этого заведения имелся свой характерный запах, лицо и цвет, разумеется, обязательно светлый.

Каждый четверг с четвертого по восьмой класс я вела молодежную передачу «Изучаем русский язык». Автором и ведущим передачи была наша соседка, близкий друг бабушки и мамы известный теледиктор Ирина Матиашвили. Тётя Ирина хорошо знала о моих лингвистических наклонностях и поэтому настойчиво попросила бабушку привести меня на телевидение. Так я на долгие годы осталась на экране. Я и сегодня помню неповторимый вкус творога и сметаны в столовой телевидения. А может, тогда мне все казалось необыкновенным, чистым, белым и сладким?

Короче говоря, твердо решив «захватить» эфир на первом канале, я во всеоружии направилась прямо в отделение информационной службы.

1994 год… Одна за другой закрываются частные телекомпании, хаос, мрак, длинные очереди за хлебом, холод, безысходность и дома, и на улице. Люди, похожие на призраков, словно питающиеся кровью собрата, теряют самое главное — НАДЕЖДУ! Повсюду боль, стоны и плач. Почти в каждом подъезде крышки от гробов, предупреждающие о беде. Новые кладбища, как грибы после дождя, выросшие в самом центре города, напоминают о потерях… Ушли в вечность борцы за свободу, вчерашние «мальчишки-сорванцы»: Ладо, Ремка, Вахо, Ираклий… и кто сосчитает, сколько еще ребят нашего поколения, ставших жертвами «игры в патриотов».

Несмотря ни на что, жизнь медленно и лениво, как бы нехотя, двигалась вперед.

Институт я окончила с красным дипломом и по настойчивой просьбе матери училась в аспирантуре. Но мы нуждались в ежедневном доходе, а я, вдобавок, в перспективной работе. Модные в то время кооперативы и разные акционерные общества меня не привлекали, поэтому я решила попытать удачу в любимой и знакомой с детства организации. Моя старшая подруга Лия Бурчуладзе была редактором «Моамбе». Лия — одна из тех редких грузинских женщин, которые, несмотря на трудности жизни, всегда хорошо выглядят, при любых обстоятельствах настроены оптимистично и абсолютно на каждую тему имеют свое компетентное мнение. Она, как хороший коньяк: крепнет с возрастом и растёт в цене.

— Мартышка (так она меня ласково называла), будет неплохо, если тебя увидит Мамука, — в один прекрасный день заявила мне Лия.