Лали Морошкина - Я, президент и чемпион мира

— Береги себя, несколько дней не выходи из дому, — деликатно говорил он, и это было предостережением, что меня ждала какая-то опасность.

— Дядя Талес, скажите нам тоже, а что нас ждет? Что будет? — не успокаивались мои подруги, влюбленные в Талеса по уши.

— Идите отсюда, обормотки, вы ведь знаете, что все трое будете самыми счастливыми женщинами, — с улыбкой и терпением отвечал Талес.

— Нет, нет, нас интересуют детали, — ныли избалованные вниманием Талеса Кети и Марикуна.

Нетерпеливость, наверное, спутник юного возраста. Талесу, видно, на роду было написано постоянное наше занудство то дома, то на экскурсии, а то на яхте, которую он построил собственными руками, которая стояла на Тбилисском море и часто принимала нашу шумную компанию.

Распад моей семьи был шоком для Талеса, тем более что Нукри он любил как собственного сына. Сандро, мой старший сын, вырос у него на руках, и Талес никогда его не отличал от собственных внуков.

Дело в том, что первая жена у Талеса умерла очень рано, и его старшая дочь Марина Шония росла у матери Талеса, педагога химии, аристократки по крови калбатони Тамары. Я и Марина с первой же встречи полюбили друг друга. А что нам было делить? У нее не было матери, а у меня отца. Положительным зарядом этих безукоризненных отношений во многом была моя мать, которая никогда нас не разделяла.

Подросший Сандрик был очень шаловливым и беспокойным ребенком. Одно его озорство закончилось тем, что он сильно повредил глаз щепкой от шишки. Вердикт врачей был удручающим: или срочная операция в Москве, или слепота, сначала одного глаза, а потом и другого.

На следующий день я, мама и Сандро уже летели в Москву в офтальмологическую клинику имени Германа фон Гельмгольца.

В Гельмгольца нас встретили холодно и грубо. Решение квалифицированных врачей было таким: срочная операция. Согласно распорядку, заведенному в клинике, родителям не разрешалось оставаться в палате. Так что мне обошлась в довольно крупную сумму предоперационная ночь с Сандро, который не мог и двух слов связать по-русски.

Известно, что в 90-е годы мобильные телефоны были большой редкостью, поэтому нашим единственным средством связи с внешним миром стала дряхлая телефонная кабина на первом этаже клиники. Манана ждала нас в гостинице «Пекин», а в Тбилиси тыл укрепляли бабушка Нана и Талес.

— Дай мне поговорить с Сандриком, — сказал мне Талес, узнав об операции.

— Ну что, парень, ведь не боишься? — спросил он.

— Нет, бабу (по-грузински «деда». — Л.М.), — отвечал Сандрик храбро, — вообще-то эти русские очень странные.

— Что случилось, не можешь объясняться с ними на грузинском? — смеялся Талес.

— Не могу, ничего не понимают-то! — отвечал Сандро.

— Мальчишка, сможешь всю ночь говорить со мной по телефону? — спросил Талес у Сандро.

— Да, бабу, все равно спать не хочется.

Тогда скажите маме, чтобы не нервничала, и позвоните мне ровно в 12 часов.

Сказанное Талесом показалось мне немного странным, но ведь странности были кредо моей семьи.

— Что он, с ума сошел? — прокомментировала мама. — Хотя, не знаю… Ему видней.

Зато утром нас ждало чудо.

— Не может быть, — твердили врачи и сменяли друг друга с медицинскими инструментами у левого глаза Сандро.

После сорокаминутной суеты главврач клиники извинился и сказал нам, что, по-видимому, они ошиблись, ребенок здоров, и мы можем забрать его.

Мама ждала нас в коридоре.

— Мам, нас отпускают, говорят, что операция не нужна, — растерянно сказала я.

— Как? А говорили ведь, срочная операция, что повредится и второй глаз? — удивилась Манана.

— О-о, поболтаете в гостинице, заодно по дороге зайдем в «Макдоналдс», и купите мне «Лего», — сказал довольный жизнью Сандро. — Мам, ты же обещала!

— Талес? — синхронно посмотрели мы с мамой друг на друга.

— Да! — подмигнул нам Сандро совершенно здоровым глазом.

— Что, да? Что он тебе сказал?

— Ничего, до первого луча солнца читал молитвы, — ответил Сандро и рассмеялся во весь рот, обнажив белоснежные зубы, не зря мои друзья и по сей день зовут Сандро «Крокодилом». — Ну пошли в «Макдоналдс»? — зудел новоисцелённый.

Общение с Талесом частично вынуждало терять иммунитет к жизни, все и так было ясно как Божий день. «Туда не иди», «вот сейчас время», «немного торопишься», «лучше на следующей неделе», и кто знает, сколько было подобных предупреждений. В тот момент кажется, что иммунитет — твоя привилегия, он всегда защитит тебя, но…

Мама затеяла генеральную уборку дома.

Вытряхивалось все: ковры, кресла, занавеси и даже наши карманы. Во время одного такого вытряхивания выпала записная книжка Талеса и «заманчиво» раскрылась. А ну-ка, скажите, какая жена пройдет равнодушно мимо раскрытой записной книжки мужа? Сам Бог велел! Моя мама не была исключением.

— Лалико, ты не представляешь, что я тебе должна сказать, — услышала я в телефонной трубке дрожащий голос Мананы.

— Что случилось, мама? — спросила я, напряженная после тирады Мананы.

— Он уходит куда-то далеко, не знаю, куда и с кем.

— Кто? Куда? — Начинать разговор с середины было стилем Мананы, остальное надо было понимать чутьем.

Талесико уходит! У него в записной книжке написано: «В марте 1996 года у меня большая встреча, я прощаюсь со всеми!» — Манана была в отчаянии. — Представляешь, я за ним ухаживаю, глажу сорочки, стираю носки, а он уходит, — не успокаивалась она. — Все мужчины сволочи!

— Ладно, ну мам, наверное, просто так написал, — сказала я ей, — этакий плод фантазии.

— Да ты вечно его защищаешь. Значит, мне кажется? — Манана всегда была объектом наших шуток, ее русский акцент и своеобразный сленг постоянно становились предметом всеобщего веселья.

Помню, однажды вернувшегося с телепередачи Талеса на пороге встретила заплаканная Манана.

— Ну почему вся Грузия должна была узнать, что ты видел голую Циури? Почему? За что мне такое наказание? — упрекала Манана Талеса, захлебываясь слезами.

— Какая Циури, Манчо, ты в своем уме? — говорил удивленный Талес.

— А что ты все твердил, «циури схеулеби, циури схеулеби»? (Игра слов. Циури схеули, переводится и как «тело женщины», и как «тела небесные». — Л.М.)

— Манчо, это совсем другое! — задыхался от смеха Талес. — Это тела небесные, женщина!

В 1994–1995 годах Манана, Талес и Эрэкле переехали в Германию, в Берлин. Талес читал лекции и в то же время участвовал в опытах, проводимых на немецкой военной базе. Я и Сандро часто навещали покинувшую страну семью. Трудные для Грузии годы мы провели сравнительно легко, частично в дороге. В конце года Манана и Эрэкле вернулись.

— Не можем без тебя, а еще Талес не соглашается на предложенные условия, представляешь, нас оставляют на немецкой базе, зарплата большая, да и квартира в Берлине, только с тем условием, что мы не вернемся в Грузию никогда! Он отказался. Мы отказались. Не хотим без Грузии!