Джейсон Гудвин - История доллара

И даже это оказалось пустой угрозой. Во многом потому, что изготовители фальшивых денег не вызывали всеобщего отвращения, как был склонен думать капитан Шойлер. Иногда их вешали, но часто присяжные не решались отправить фальшивомонетчиков на виселицу. Обычно — как это произошло, например, в 1742 году на Род-Айленде — осужденного золотых дел мастера отправляли на час к позорному столбу, наказывали отрезанием ушей и продавали в услужение за уплату штрафа и судебных издержек. Данный вид преступлений был распространен, так как подделка бумажных денег являлась огромным искушением.

Простейший способ — дорисовать ноль на подлинной банкноте или стереть изначальную сумму и вписать большую, в духе упомянутой в самом начале книги пожилой леди из Блумингдейла. Но это для любителей. Вершиной ремесла считалось изготовление медной печатной формы. Многих профессиональных фальшивомонетчиков из метрополии бесплатно отправляли в этот рай бумажных денег по решению британских судов. Однако изготовителями фальшивок могли быть и люди, имевшие высокое положение в обществе, — золотых и серебряных дел мастера или купцы, подобно видному квакеру Джону Поттеру, депутату законодательного собрания колонии, чья подпись появлялась на подлинных ценных бумагах Род-Айленда. Он легко устроил себе визит с другом-печатником на печатный двор в Ньюпорте, где изготавливались деньги, и собрал все необходимые сведения о составе типографской краски, бумаге и технике изготовления.

Затем личный типограф приступил к подделке банковских билетов, и Поттер имел безрассудство принести свои фальшивки законному типографу, указав на некоторые характерные отклонения. Как и надеялся Поттер, печатник принял их за подлинные образцы собственного производства и объяснил, как изношенные гравировальные доски время от времени приходится подновлять; он предложил составить письменное заявление, удостоверяющее в том, что банкноты подлинные. Когда Поттера вывели на чистую воду, он заплатил 10 000 фунтов штрафа, чтобы ему не отрезали уши. Люди стали говорить о нем как о человеке с самыми ценными ушами в колонии.

Клейменые фальшивомонетчики, фальшивомонетчики с отрезанными ушами, банды фальшивомонетчиков («для честного вора оказаться среди них сродни бесчестью»), черные фальшивомонетчики, женщины вроде Мэри Пек Батерворт, у которой было семеро детей и которая все свои фальшивки изготавливала прямо на кухне, с помощью влажной марли и горячего утюга. [56] Поскольку она использовала марлю, чтобы снять отпечаток с подлинной купюры, а затем сжигала ткань, дело развалилось за отсутствием улик: власти не смогли воспроизвести печатные формы ( прим. автора). Лучшим был Оуэн Салливан. Выучившись на ювелира, он проявил себя талантливым гравером и с наслаждением приступил к изготовлению фальшивок. В 1749 году в тюрьме Оуэн прямо в камере начал гравировать матрицу для банкноты Нью-Гемпшира достоинством в сорок шиллингов. Не успел выйти на свободу, как махинации вновь раскрыли. Итог — два часа у позорного столба и двадцать ударов плетью. Затем он перебрался на Род-Айленд, чтобы скопировать новейшее изображение местной банкноты достоинством в шестнадцать фунтов, действуя вместе с шайкой «толкачей», которые сбывали фальшивки. Когда всю шайку накрыли в 1752 году, Салливан надоумил подельников, что сказать на суде, и все, за исключением Салливана и его помощника, который, как выяснилось, был стукачом, остались на свободе.

Общественное мнение Род-Айленда целиком находилось на стороне фальшивомонетчика: народ сознавал, что против него использовали грязный трюк; даже палач поставил клеймо насколько мог незаметно, а уши лишь слегка надрезал. Салливан так хотел увидеть, как приведут в исполнение приговор над его бывшим подельником, что ему позволили присутствовать при этом. Тогда он выхватил саблю у стражника, выскочил из кольца зрителей и побудил палача исполнить свою работу со всей решительностью. Затем Салливан юркнул обратно в толпу и был таков.

Он вновь объявился в округе Датчесс штата Нью-Йорк в качестве вдохновителя доверского Денежного клуба, где использовал двадцать девять сообщников и новые матрицы банкнот колоний со всей Америки. Толкачей Денежного клуба то и дело арестовывали, но осудить их было тяжело, а следы, ведущие к Салливану, всякий раз терялись, пока Верховный суд Нью-Йорка не выделил охотнику за головами, корнету Элифалету Бичеру, соответствующий ордер и конный отряд помощников. Бичер заставил одного из подозреваемых отвести его к убежищу главаря — клубному дому. Они добрались до болота в чаще густого леса. Проводник отбросил несколько кустов с поверхности утеса, а затем пень, прикрывавший вход в пещеру. Туннель привел охотников в большую уютную комнату, где даже имелось окно с видом на другую сторону холма.

Салливан сбежал в горы и провел там, продрогший и голодный, почти неделю, пока не укрылся в доме одного из друзей. Там Бичер и его люди в конечном счете выследили фальшивомонетчика по ошметку свежей грязи на полу. Им пришлось отодвинуть в сторону кровать, несмотря на протесты хозяина постели, и поддеть рычагом неприбитую доску. Под ней обнаружили вырытый в земле лаз. Охотники убедили Салливана выйти добровольно. Он все еще бахвалился и заявил, что может скопировать любую банкноту, которая попадалась ему на глаза; лукаво предложил показать Бичеру, как изготовить матрицу, которую невозможно подделать. Но секрет остался при нем: Бичер доставил Оуэна в Верховный суд Нью-Йорка, который приговорил его к повешению.

Похоже, Оуэн Салливан ни о чем не жалел, уже не говоря о раскаянии. И в этом он был не одинок. Фальшивомонетчики, кажется, не только получали удовольствие от содеянного, но купались в приобретенной славе: затянутую на шее петлю многие из них воспринимали как кульминационный момент криминальной карьеры. Как радостно признался в своей речи у позорного столба один серебряных дел мастер по имени Гилберт Белчер: «Никакие деньги не доставляли мне такого удовольствия, как добытые незаконным путем».

Тем временем народные симпатии к Салливану росли. Не могли найти того, кто бы взялся исполнить роль палача: ночью накануне казни кто-то спилил виселицу, а последнее слово Салливана моментально попало в печать. Он хвалился тем, что изготовил 12 000 фунтов в деньгах Род-Айленда, из которых 1600 сбыл за один день. 10 000 фунтов или больше — в банкнотах Нью-Гемпшира и. по меньшей мере. 3000 — в валюте Нью-Йорка. Он с презрением встретил денежных менял, просивших указать на фальшивые фунты его изготовления, сказав: «Вы должны дойти до этого своим умом».

Организованный британским правительством вброс фальшивок, говорят, был первым примером экономической войны и определенно первым в своем роде. Томас Пейн писал 21 марта 1778 года в одном из своих писем «Кризиса» [57] Серия прокламаций «Американский кризис», выпущенная Пейном в 1776–1783 гг., в ходе Войны за независимость ( прим. пер. ). адресованном генералу Хау [58] УильямХау (Хоу) — английский государственный и военный деятель, главнокомандующий английскими войсками в Северной Америке в 1775–1778 гг. ( прим. пер.). : «Вы, сэр, имеете честь прибавить новое зло к перечню ужасов войны: и причиной тому, что это новшество осталось за вами, вероятно, является то, что ни один генерал до вас не был столь ничтожен, чтобы до него додуматься».