Джейсон Гудвин - История доллара

Обрисовав Сейда как денди, еврея и англичанина, Гордон практически одним этим предрешил вердикт. Его едва ли мог опровергнуть тот факт, что весну 1873 года сэр Эрнест Сейд провел в Лондоне, что он никогда не был в Вашингтоне и на деле ни разу не посещал США с 1856 года. Это всё были никому не нужные детали. "Когда я был ребенком, — говорил «архисильверит» Уильям Гарвей, — я услышал слова одного адвоката: «Когда свершается преступление, и хочешь установить личность преступника, ищи того, кто больше всего от этого преступления выиграл». Следуя этой индукции, всегда вернее укажешь на преступника, чем на основании шатких показаний свидетелей"». К вящему отчаянию государственных пропагандистов, министерство финансов США в 1872 году выслало Сейду проект закона для комментариев. С этого момента заговор стал вполне очевидным. Сейд оставил подписанные им чистые листы бумаги в Лондоне: они были заполнены в его отсутствие, дабы создалось впечатление, что он не покидал столицы. Тщательно позаботились и о том, чтобы его имя не попало в регистрационные книги отелей в Вашингтоне, а также списки пассажиров корабля, на котором он прибыл, равно как и в местные газеты. Для доказательств достаточно убедиться в том, что имя Сейда впрямь нигде не упоминается, хотя вашингтонская газета «Нэшэнэл репабликен» почти выдала секрет, упомянув о неком «влиятельном иностранном банкире» применительно к закону о монете.

Конспирологическая теория вокруг «преступления 1873-го» еще долго сохраняла свою привлекательность. Она была актуальна даже в 1946 году, когда Оливия Кашинг Двинелл опубликовала «Историю наших денег», испещренную цитатами с броскими заголовками, «изложенными, — как было сказано во введении, — самым что ни на есть решительным образом». Она выдержала в таком ключе всю книгу. В 1878 году сенатор Вурхиз сказал по поводу «преступления» следующее: «Наступило 12 февраля 1873 года, судный день для американцев (серебряный доллар, доллар наших отцов, сколь тихо вел свой подкоп враг). Ни единого звука, ни слова предупреждения американскому народу, что их любимая монета вот-вот будет уничтожена; ЧТО ЗАМЫШЛЯЕТСЯ ВЕЛИЧАЙШАЯ ФИНАНСОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ СОВРЕМЕННОСТИ, И ЧТО ОНА ВОТ-ВОТ ДОЛЖНА БУДЕТ СВЕРШИТЬСЯ В НАРУШЕНИЕ ИХ СВЯТЕЙШИХ ПРАВ!»

В «Истории наших денег» приводится цитата президента Гранта: «Мне не было известно, что акт 1873 года демонетизирует серебро. В этом деле меня сознательно ввели в заблуждение». И целый сонм именитых американцев — сенаторов, депутатов палаты представителей и даже экономистов — выстраивался за ним в очередь, чтобы изречь свои набранные курсивом и заглавными буквами проклятия «преступлению 1873-го».

Серебро нашло неутомимого защитника в лице Уильяма «Монетчика» Гарвея. Гарвей работал на серебряном руднике «Сильвер Белл» в Колорадо и спал прямо в здании шахтной подъемной машины, готовый вылететь наружу в любую секунду, услышав, что лебедка, поднимавшая на поверхность руду, остановилась. Позднее он винил в своем ревматизме привычку бросаться в шахту в тот год в одной ночной рубашке. Добыча казалась делом верным, пока цена на серебро не начала падать — с $1,32 за унцию в 1872 году до $1,11 в 1884-м и жалких 63-х центов в 1894-м. В каких-нибудь три года Гарвею пришлось опуститься до торговли недвижимостью и эликсиром бессмертия: а ведь он иногда утверждал, что является шотландским потомком сэра Уильяма Гарвея, открывшего циркуляцию крови. В Пуэбло, штат Колорадо, он возвел себе дворец из руды, украшенный полуторатонной глыбой угля, из которой была высечена массивная фигура «Король-Уголь». Переселившись в Юту, Гарвей организовал в городе Огден крупнейший на западе рекламный карнавал, привезя ради этого события из Нового Орлеана масленичного короля и королеву. Карнавал увенчался полным провалом, и Гарвей стал банкротом. Он отправился в Чикаго и учредил там «Коин Паблишинг Компани», в интересах его западных друзей отстаивавшую идею свободной чеканки серебряной монеты в соотношении к золоту шестнадцать к одному.

Крошечная книжица Гарвея «Монетная финансовая школа» с момента появления в 1894 году стала бестселлером, издательским феноменом своего времени: она «продавалась разносчиками газет во всех поездах и во всех табачных лавках, читалась практически всеми». Миссис Гарвей полагала, что книга, вероятно, была продана миллионным тиражом. По предположениям самого Гарвея, выходило полтора миллиона, четыреста тысяч из которых разошлись в первые одиннадцать месяцев. Это был игривый памфлет, сводивший одного за другим тогдашних американских экспертов в области банковского дела и экономики с не по годам смышленым ребенком, наголову громившим их в «вопросе о серебре». Некоторые эксперты написали собственные, полные желчи ответные памфлеты, такие как «Монетный финансовый простофиля» и «Школьник в финансах», но им недоставало неумолимости стиля Гарвея, и они не пользовались таким успехом. Ни один из этих споров не происходил в реальности, и сама «Монетная школа» была полна выдумок: ложных посылок, неуместных аналогий, вымышленных историй и прочего пустословия, но все вместе непроизвольно давало внятное объяснение положению дел, в котором оказались американцы, да еще и в той сфере, с которой они были очень хорошо знакомы.

Американцы участвовали в баталиях в защиту и против Центрального банка Соединенных Штатов; единой валюты и нерегулируемой банковской деятельности; частных денег и государственных денег. За их плечами был опыт «континенталок», обменных контор, разгула фальшивомонетничества, поддельных чеков и «пластырей», конвертируемых облигаций, кредитных билетов, иностранной монеты и монетного паритета. Выражение «дешевые деньги» родилось в Америке, как и словосочетание «денежное обращение», термины «инфляция» и «депрессия». Никого не отпугивали слишком заумные объяснения. Люди видели, в чем проблема — падающие цены, — и соглашались с ее решением — больше денег. Потомки тех, кто изобрел современные деньги, не видели причин, почему нельзя экспериментировать дальше. Деньги не были покрыты тайной, как не являлись и «мрачной наукой». [107] Выражение, закрепившееся за политэкономией с легкой руки английского историка Томаса Карлейля (прим. пер.).

Деньги были тем, в чем американцы всегда ощущали себя компетентными для обсуждения, что до некоторой степени не дано понять европейцам.

Несмотря на вечно недовольный вид, «сильвериты» иногда получали желаемое. В 1877 году им удалось провести закон, обязывавший Казначейство ежемесячно выкупать и чеканить серебро на сумму от 2 до 4 млн долларов. В течение следующих тринадцати лет государство отчеканило 378 млн серебряных долларов на общую стоимость в $308 млн. Несмотря на все разговоры об «отцовском долларе», в реальности никто не хотел иметь дело с этими монетами, и их было очень трудно запустить в обращение. Банки не видели необходимости в использовании переоцененной монеты, когда взамен имелось золото. Население находило эти монеты тяжелыми и неудобными. Казначейство рассылало их так далеко, как могло, но они возвращались назад.