Лев Вершинин - Грозная Русь против «смердяковщины»

Ну и…

В тихом раннем Средневековье высшая мера наказания на острове – имеется в виду, конечно, Англия – была безыскусна. Практически как позже в Москве. Мелкого уголовника-простолюдина вешали, птица полетом выше шла под топор, а персоны высшего сословия, за политику, – под меч. Если речь шла о заговоре, главарей могли к месту казни не вести, а волочить, подвязав за руки к коню. Это считалось не столько пыткой, сколько особым позором. И никаких изысков. Список преступлений, караемых тем или иным видом смерти, регулировался традицией, основанной на старых саксонских и ютландских «правдах», и всем все было понятно.

В 1238 году, однако, начались подвижки. После того как некий «ученый оруженосец» непокорного феодала Уильяма де Мариско, предка рода Де Ла Марш, покусился на персону его величества Генриха III, комиссия лучших юристов Англии, собранная Госсоветом, отзаседав неделю, разработала проект « казни исключительной, неповторимой и неординарной ». То есть чисто для данного конкретного случая. Поскольку речь шла о покушении на помазанника Божьего. В итоге преступник был « надорван лошадьми, но не до смерти, затем обезглавлен, а тело его было разделено на три части, и каждую из частей проволокли через один из главных городов Англии, после чего вздернули на виселице, употребляемой для разбойников ».

Так и сделали.

И понравилось.

Спустя четыре года та же комиссия собралась вновь, на сей раз для решения участи уже самого де Мариско. При активном участии короля «редкого негодяя» решили наказать особо, вновь «исключительно, неповторимо и неординарно» – не за мятежи и разбои, а за организацию покушения. Его (позор!) проволокли от Вестминстера до Тауэра (через весь тогдашний Лондон), повесили (двойной позор!), труп выпотрошили, внутренности сожгли, тело четвертовали, а останки развезли по разным городам страны.

Далее такого рода шоу не повторялись довольно долго, хотя король Эдуард I, как утверждают летописи, «не раз требовал таких наказаний, будучи еще наследником», для участников мятежа Симона де Монфора. С его точки зрения, «изменников» надлежало карать именно так, но это встречало сопротивление Госсовета. Вполне вероятно, вельможи закладывались на то, что и сами могут, поучаствовав в очередном бунте, попасть под этакое, и на всякий случай стелили соломку. Так что до конца правления Эдуарда такой нехорошей казни официально подверглись только двое, причем оба иностранцы – валлийский мятежный князь Давид ап Гриффид (в 1282-м) и знаменитый шотландец Уильям Уоллес. Оба раза, однако, по распоряжению лично короля, то есть в обход закона, поскольку оба подлежали максимум топору, и оба раза парламент «выражал сомнение» по поводу правомочности приговоров. А также и по поводу права лично короля, без консультаций с юристами, уточнять процедуру казни: «вешать не до смерти, кастрировать и вспарывать нутро нежно, чтобы негодяи могли видеть, как горят в жаровне их внутренности, и только потом отсекать головы и четвертовать тела для рассылки по всей Англии».

Короче говоря, возникла нешуточная коллизия. Волочить приговоренных, вешать их и обезглавливать, а также посмертно четвертовать и рассылать части тела по городам и весям, а также комбинировать те или иные действия в том или ином формате общее английское право не возбраняло. А вот «вешать не до смерти», «вспарывать нутро нежно» и так далее формально было нельзя. То есть можно, но только «по королевской воле», в надзаконном порядке, что противоречило принципам правового государства. Это напрягало, особенно после того, как в ходе смут начала XIV века кромсать начали много и, что хуже, вовсе уже не советуясь с юристами, сугубо на основании заявления монарха о «наличии в деяниях преступника признаков государственной измены». Не только в смысле «покушения на цареубийство», но и вообще, без объяснений, исходя из того зыбкого соображения, что изменой следует считать «любое нарушение лояльности суверену любым его подданным в возрасте от четырнадцати лет». При этом право вообще определять, есть ли «измена» в том или ином случае или ее нет, принадлежало исключительно королю. Назначенные же им судьи всего лишь оформляли готовый приговор, на всякий случай стремясь перегнуть и «объявляя изменами [обычные] уголовные преступления», то есть частенько подводя чистый криминал под статью об «узурпации королевской власти».

Это привело к лавине парламентских запросов. И лорды, и общины просили прояснить законодательство, а поскольку в разгаре была Столетняя война и от парламента зависело, будут ли одобрены чрезвычайные налоги, Эдуард III в 1351-м разработал наконец «Акт об измене», который и был радостно утвержден. С этого момента королевский беспредел был демократически ограничен, и королевская власть перестала быть выше Закона, будучи вынуждена ему подчиняться.

Все наконец-то стало предельно ясно и даже транспарентно.

Прежде всего четко растолковывалось, что «измена вообще» суть «нарушение лояльности». То есть преступление «высшего ранга», совершенное нижестоящим против того, кому он обязан непосредственно подчиняться. На основе чего выделялись две категории «измен».

Petty treason («малая измена») подразумевала «убийства снизу-вверх»: хозяина слугой, лорда вассалом, мужа женой, а иерарха – простым клириком. Мужчины, виновные в малой измене, приговаривались к волочению (позор) и повешению (наказание), а женщины – к сожжению на костре. То есть приравнивались к ведьмам, но без позора, как существа a priori sine honor (изначально лишенные чести) по гендерному признаку. При этом суд мог проявить милосердие, не окружая виселицу стражей, чтобы желающие из толпы (если таковые находились) могли, ухватив казнимого за ноги, тянуть его вниз, тем самым сокращая мучения, а мог такого милосердия не проявлять.

Нigh treason («государственная измена») подразумевала куда большее, отнюдь не ограничиваясь четким указанием на «убийство». Здесь речь шла о «нарушении лояльности» («посягательстве на суверенитет») в широком смысле. Согласно Акту, подданный английской короны объявлялся государственным изменником, если он:

а) «замышлял, обсуждал, описывал или воображал, хотя бы и в шутку», убийство короля, его жены или наследника;

б) «осквернял, хотя бы словесно, мыслью или взглядом» жену короля, его незамужнюю дочь или жену наследника;

в) «начинал войну против короля в его королевстве; переходил на сторону врагов короля в его королевстве, предоставляя им помощь и приют в пределах и за пределами королевства, хотя бы и не зная об их преступлении»;

г) подделывал оттиски Большой или Малой государственных печатей или монеты королевской чеканки, либо умышленно ввозил в королевство фальшивые деньги, «не имея достаточных доказательств точного незнания, что они фальшивы»;