Дмитрий Тренин - Россия и мир в XXI веке

Нынешний российский упор на суверенитет, таким образом, с одной стороны, является несомненной реакцией на неудачу предыдущего периода интеграции в евроатлантический Запад. России не удалось стать «вице-президентом» расширенного Запада; ей не удалось стать второй державой, а затем и равноправным партнером для НАТО в целом; не удалось ей и выстроить равноправную конфедерацию с Европейским союзом. Многолетнее членство РФ в «Большой восьмерке» (1997–2014) не оправдало ожиданий: повестку дня группы определяли в основном США [79] Интервью Владимира Путина швейцарским СМИ, 2015 год. . В этой связи закономерным стал поворот к национальной, патриотической парадигме. Россия перестала ориентироваться на Запад, обратилась на саму себя. Она уже не «возвращается в Европу», а следует «в Москву», к себе.

С другой стороны, национальный этап в современной российской истории, обозначившийся за несколько лет до украинского кризиса, является результатом эволюции постсоветского российского общества, пережившего травму распада «большой страны», прошедшего двадцатилетнюю «выучку» у Запада и заявившего затем претензии на собственную роль и отдельное место в мире. В этом нет ничего необычного: Россия едва ли не последней среди бывших советских республик сделала упор на национальное.

Суверенитет часто объявляется устаревшим, особенно в западноевропейских странах. Образование Европейского общего рынка (1957 год), затем Европейского союза (1993 год) с напрямую избираемым (с 1979 года) общим парламентом, создание (в 1999 году) Шенгенской зоны, уничтожившей пограничные столбы и заставы в западной и центральной частях Европы, учреждение единой европейской валюты (2003 год), упразднившей национальные денежные системы, действительно серьезно сузили сферу национального суверенитета европейских государств.

Европейский проект, однако, остается на сегодняшний день уникальным явлением. Настоящим антиподом Европы в этом отношении являются Соединенные Штаты Америки. В США сильны изоляционистские традиции, они в принципе не приемлют международного руководства. Американские вооруженные силы нигде и никогда не находятся под иностранным командованием. Граждане США неподсудны Международному уголовному суду. Для того чтобы США не игнорировали ООН, как это произошло с Лигой Наций при Вудро Вильсоне, президент Франклин Рузвельт добился размещения ее штаб-квартиры в Нью-Йорке.

В наше время, не имея возможности получить одобрение планируемых Вашингтоном военных акций со стороны Совета Безопасности ООН, США при необходимости действуют в обход Совета [80] Например, в 1999 году в случае с военной операцией против Югославии или в 2003 году в Ираке. . На вопрос, что является юридической основой глобальной войны с терроризмом, которую вела администрация Джорджа Буша, будущий представитель США в ООН Джон Болтон ответил, практически не задумываясь: «Конституция США» [81] В ходе одного из семинаров в Московском центре Карнеги. . США являются членом Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), но идея мониторинга американских выборов или ситуации с правами человека в США со стороны ОБСЕ выглядит в глазах большинства американцев абсурдной.

Вторая держава современного мира – Китай – также очень трепетно относится к своему суверенитету. Приход к власти коммунистов в 1949 году официально называется Освобождением. Величайшей заслугой Мао Цзэдуна считается возвращение Китаю спустя сто лет суверенитета, утраченного в период Опиумных войн XIX века. КНР с самого начала отказалась участвовать в ряде важнейших международных договоров – о частичном запрете ядерных испытаний (1963 год) и о нераспространении ядерного оружия (1968 год). Не подписывал Китай и договоры об ограничении и сокращении ядерных вооружений. Пекин торжественно отметил возвращение Гонконга под свою юрисдикцию (1997 год) и настаивает на уважении всеми странами коренных интересов Китая – прежде всего в отношении Тайваня, Тибета и Синьцзяна. Проблема суверенитета островов в Восточно– и Южно-Китайском морях, на которые претендует КНР, относится к числу наиболее острых вопросов современных международных отношений в Азии.

Другие крупные поднимающиеся страны идут по пути укрепления национального суверенитета. Индия категорически отвергает любые попытки посредничества между нею и Пакистаном в кашмирском вопросе и стремится укрепить свою ведущую роль в Южной Азии и бассейне Индийского океана. Бразилия самостоятельно выстраивает собственную стратегию национальной безопасности и обороны, не полагаясь всецело на союз с США.

Эта тенденция характерна и для региональных держав. Турция, давний американский союзник еще с 1950-х годов, делает упор на защиту своих национальных интересов и не стесняется спорить с США и даже отказывать им в поддержке [82] Например, не разрешив США использовать турецкую территорию в 2003 году для вторжения в Ирак. . Иран, находящийся с 1979 года в напряженных отношениях с США, претендует на положение ведущей державы на Среднем Востоке, где он прямо сталкивается с союзником США Саудовской Аравией, разочаровавшейся в безоговорочной поддержке Вашингтона. Обе Кореи, Северная и Южная, демонстрируют (хотя и очень по-разному) силу корейского национализма.

Этот краткий обзор свидетельствует, что стремление к укреплению национального суверенитета является общемировой тенденцией, которая не отмирает, а развивается, несмотря на глобализацию.

Кризис глобализации, сопровождающий окончание ее первой волны, особенно выгодной Западу, возродил интерес к геополитике и ее главному инструменту в XXI столетии – геоэкономике. Суверенизация стала знаменем незападного мира. «Китайская мечта» председателя КНР Си Цзиньпина, модернизационный драйв его индийского коллеги Нарендра Моди, «неоосманизм» турецкого лидера Тайипа Реджепа Эрдогана – все это веяния времени. Формирующаяся вторая глобализационная волна будет опираться, по-видимому, на стремление незападных стран не «раствориться» в «едином мире», а продвинуть себя, свои интересы и идеалы в нем. Китай уже двинулся на запад – и в прямом, и в переносном смысле.

В самой Европе тяга к суверенитету также присутствует. Она проявляется в таких разных тенденциях, как стремление отдельных государств, от Великобритании до Венгрии, к большей автономии от Евросоюза; в сложностях в реализации общей миграционной политики ЕС; в примеривании Германией на себя роли единоличного лидера объединенной Европы; в сепаратистских движениях в Шотландии и Каталонии. Чего пока действительно не наблюдается, так это стремления Европейского союза в целом и его ведущих членов к большей независимости от США.