Дмитрий Тренин - Россия и мир в XXI веке

Вторым мощным ударом по доверию России к Западу стала воздушная война НАТО против Югославии в ходе Косовского кризиса (1999 год). Дело было не столько в особых исторических связях между русскими и сербами – за предыдущие полвека они существенно ослабли. Более важным для россиян снова стал вопрос о справедливости действий Запада.

С точки зрения российского руководства 1990-х годов и большинства населения, ответственность за новые балканские войны ложилась на лидеров всех основных групп – сербов и хорватов, боснийцев и косоваров. Страны Запада, напротив, однозначно возлагали главную вину за кровопролитие на сербов, помогая при этом хорватам, боснийским мусульманам и косовским албанцам и прощая им многие прегрешения. 78-дневная (март – июнь 1999 года) воздушная война сил НАТО против Сербии и Черногории стала настоящим потрясением для сторонников западной интеграции России.

Потрясение было исключительно сильным. Во-первых, операция НАТО против Югославии стала первой войной в Европе после 1945 года. Западная авиация бомбила Белград – столицу европейской страны. Во-вторых, эта война была противоправной, начатой в обход Совета Безопасности ООН, где Россия обладала правом вето и была готова заблокировать военную интервенцию Запада. В-третьих, в оправдание своих действий Запад выступил с новаторской концепцией «гуманитарных интервенций», позволявшей «международному сообществу», т. е. коллективному Западу, произвольно и силовым путем вмешиваться в конфликтные ситуации во всем мире. Посткоммунистическая Россия, только что присягнувшая на верность традиционному международному праву и осудившая силовые акции СССР в Восточной Европе и Афганистане, была ошеломлена.

Результатом был демарш премьер-министра России Евгения Примакова в марте 1999 года, когда с началом натовских бомбардировок Югославии он развернул свой самолет, летевший в США, над Атлантикой и вернулся в Москву. Полноценная российская военная доктрина, принятая в 2000 году взамен «Основных положений» 1993 года, вновь стала рассматривать действия НАТО как опасность. Прежде чем уйти в отставку, Борис Ельцин в ноябре 1999 года посоветовал президенту США Биллу Клинтону «ни на минуту, ни на секунду» не забывать о ядерном арсенале РФ. Девяностые годы заканчивались глубоким разочарованием российского руководства и большинства общества в Западе как партнере.

К этому времени, однако, многие и в США были готовы «списать Россию» со счетов. Дефолт 1998 г. был почти повсеместно воспринят там как «крах российского посткоммунистического транзита». Россия, казалось, стояла на грани нового и уже окончательного распада, превращения в несостоявшееся государство, failed state. США «отплывали» от России, готовые запастись «стратегическим терпением» [31] Термин Збигнева Бжезинского. и смотреть вперед – и в другую сторону. Разговоры о «мире без России» стали в этот период почти общим местом.

В Европе, напротив, стала приобретать популярность противоположная точка зрения: «Россия имеет значение» [32] Thatcher. Op. cit., p. 71. . Элиты Германии, Франции и даже Великобритании пришли к заключению, что Россия была и останется великой державой и с ней европейцам так или иначе придется жить бок о бок. При этом Берлин и Париж делали ставку на вовлечение РФ в разностороннее сотрудничество континентальных европейских держав, а Лондон – на защиту коллективных интересов Запада, включая США, прежде всего в области безопасности [33] Ibidem. .

В самой же Москве с середины 1990-х годов, после того как на смену Козыреву пришел Примаков, партнерство с Западом воспринимали все больше как сотрудничество, а не следование в фарватере западной политики. Если в боснийском кризисе 1992–1995 годов и на конференции в Дейтоне в 1995 году РФ присутствовала больше как статист, то в косовской ситуации 1998–1999 годов Москва уже пыталась вести собственную игру.

Результатом самостоятельной политики РФ едва не стало первое после окончания холодной войны боевое столкновение российских и натовских войск в районе косовского аэропорта Слатина. Американский главнокомандующий НАТО генерал Уэсли Кларк был готов силой воспрепятствовать несанкционированному Западом маршу российских десантников из Боснии в Косово и занятию ими этого аэропорта. Лишь благоразумие британского подчиненного Кларка генерала Майкла Джексона, поддержанного премьер-министром Великобритании Тони Блэром [34] Tony Blair. A Journey. N. Y.: Knopf, 2010. , позволило избежать опаснейшего инцидента всего через десять лет после падения Берлинской стены.

Итак, «раунд Ельцина», начавшийся с надежды окончательно закрыть историю российско-западного противостояния, закончился символическими жестами, указывавшими на потенциал восстановления этого противостояния.

Неудача Ельцина на западном направлении не обескуражила его преемника Владимира Путина. Придя в Кремль, Путин сразу же попытался достичь взаимопонимания и сближения с Западом. В начале 2000 года, еще будучи исполняющим обязанности президента РФ, Путин пригласил в Москву генерального секретаря НАТО лорда Джорджа Робертсона. Восстановив, таким образом, отношения с альянсом, Путин в том же 2000 году сделал куда более важный шаг – неофициально, но в личной и прямой форме подняв вопрос о членстве РФ в НАТО.

Параллельно, еще до 11 сентября 2001 года, Путин предпринял усилия для сближения с США. Он не только постарался установить рабочие и личные отношения с президентом Джорджем Бушем-младшим, но и «сбросил» сохранявшиеся остатки советского геополитического наследия – военно-морскую базу Камрань во Вьетнаме и разведывательно-технический комплекс в Лурдесе на Кубе. Последнее было явным дружественным жестом в адрес Вашингтона. В США этот жест расценили как неспособность Москвы поддерживать остатки советской инфраструктуры и желание сократить расходы.

Одиннадцатого сентября 2001 года, после терактов «Аль-Каиды» в Нью-Йорке и Вашингтоне, Путин не только выразил солидарность с американским народом, но пошел на фактический военно-политический союз с США. Так, он распорядился предоставить США любую помощь – военную, политическую, разведывательную – в ходе подготовки и проведения операции против «Аль-Каиды» и «Талибана» в Афганистане. Более того, в новых условиях Путин проявил готовность «вывести за скобки» американское военное присутствие в Центральной Азии и Закавказье, серьезно беспокоившее российские верхи.

Особенно важным было решение Путина оставить без последствий решение Буша выйти в 2002 году из Договора по ПРО, который Москва в течение тридцати лет рассматривала как оплот стратегической стабильности. Это спокойствие было основано, по-видимому, на сохранявшемся у Путина в конце 2001-го – начале 2002 года расчете на то, что динамика сближения с США создаст условия для российско-американского стратегического сотрудничества, в том числе и в области противоракетной обороны.