Александр Невзоров - Уроки атеизма

Это было правдой. Когда вместо мощей Саввы Сторожевского была обнаружена кукла из ваты, а вместо мощей Павла Обнорского – кусочки досок, старые монеты, банка фиксатуара «Брокар», стружки, кирпичи. Вместо мощей Ефрема Новоторжского – череп кирпичного цвета, много ваты и шесть лишних костей. Или, как, например, свидетельствует протокол вскрытия мощей Сергия Радонежского: «Изъеденные молью тряпки, вата, полуразвалившиеся человеческие кости, масса мертвой моли, бабочек, личинок. В черепной коробке в провощенной бумаге недавнего происхождения русо-рыжеватые волосы». Все было задокументировано и даже снято на кинопленку.

А ведь мы помним, сколько денег – элементарно кружечного сбора, свечного сбора и т. п. – заработала на этих мощах Русская церковь. И тем не менее, даже несмотря на то что вскрытие мощей показало массовость и обязательность обмана, уголовные дела за откровенное мошенничество возбуждены не были. То есть можно говорить о том, что советская власть была и не особо изобретательна, и не очень заинтересована, и не так уж кровожадна. Тем более что так называемое распоряжение Ленина о том, что попов надо убивать, как показали четыре недавние экспертизы, является абсолютной фальшивкой.

Но, повторяю, необходимо было заранее заготовить оправдание тому, в общем, дикому факту, что церковь, позиционирующая себя как некая патриотическая организация, в Великую Отечественную войну безоговорочно, более того, что называется, с огоньком и воодушевлением переходила на сторону неприятеля Советского Союза там, где появлялась такая возможность.

Второй чудесный вопрос касается разгадки сегодняшнего влияния церкви, когда мы все равно видим, что довольно большое количество людей охотно несет свои сотенные и тысячные бумажки в обмен на те магические услуги, которые им продают в храмах. Могу сказать, что здесь работает фактор под названием «сила сценизма». Сценизм – это как раз воздействие на человека всех этих атрибутов – пафосных бород, бижутерии, золотых и серебряных парчовых нарядов и прочего в таком духе.

Рекомендую вам произвести такой очаровательный мысленный эксперимент. Не поленитесь посмотреть какую-нибудь религиозно-пропагандистскую передачу с участием Гундяева, Смирнова или любого из нынешних пропагандистов идеологии РПЦ и мысленно постригите их коротко, сбрейте пафосные бороды и переоденьте этих персонажей в маечки или футболочки. Еще и пафосный фон можно заменить на что-нибудь попроще. И тогда сразу станет очевидна анекдотичность того, о чем они говорят. Если у вас получится такой эксперимент, гарантирую вам незабываемые по веселости ощущения.

И еще один очень разумный, жесткий и вроде бы неудобный, но тем не менее очень хороший вопрос. Он касается суворовских и кутузовских солдат, которые шли в бой как бы с именем неких православных богов либо неких святых и, в общем, демонстрировали преданность образу этих богов или святых. Вопрос разумный, не вполне корректный. Ведь когда мы говорим, например, о кутузовских солдатах, которые накануне Бородинской битвы целовали образ так называемой Смоленской иконы Божией Матери, то возникает вопрос: а у этих солдат был какой-нибудь выбор, что целовать? И с чьим именем на устах идти в бой? И был ли выбор этих солдат свободным? Вся история репрессивного аппарата, знание того, каким образом – кровью, побоями, казнями, пытками – насаждалось и поддерживалось православие на протяжении семисот лет, знание того, что малейшее отклонение от господствующей примитивной православной идеологии немедленно пресекалось, наказывалось и вытравливалось, позволяют нам сомневаться в искренности тех чувств, которые должны были, по логике авторов вопроса, испытывать солдаты.

Может быть, если бы у них была свобода выбора, они захотели бы идти в бой за Перуна или Осириса, за Фрейю, за Тора или вообще ни за кого из богов, а просто за себя и за своих детей или за некую патриотическую идею. Но не надо забывать об этой репрессивной составляющей, когда пресекалось любое инакомыслие и когда на протяжении почти семисот лет человеку не предоставлялось никакого выбора собственного мировоззрения. За него всегда решали, в кого он будет верить. И это решение со всех сторон обставлялось кнутами, палками, штыками, угрозами, каторгами, кандалами и другими атрибутами, скажем так, Святой Руси. Совершенно непонятно, какой бы выбор сделали эти все люди, если бы у них была свобода.

Я думаю, эти выборы были бы разнообразными и весьма далекими от тех православных идеалов, которые сейчас рисуются в лубочных книжечках. Дело в том, что этому есть подтверждение. Мы видим, что, как только рухнула репрессивная церковная система, церкви мгновенно потеряли своих прихожан, православные идеалы девальвировались и обесценились, и если бы не, скажем так, периодически возникающая подмога государства, то, вероятно, к сегодняшнему дню Православной церкви как таковой уже бы не существовало. Потому что выбор всегда был несвободен. И не только потребность в тех уголовных законах и уложениях, о которых я уже говорил, но и средневековая реальность, предлагавшая в качестве факта огромное количество именно строго репрессивных рамок для мировоззрения русского человека, в общем, доказывает, что выбор православия добровольным не был.

Еще один замечательный вопрос – о моем отношении к язычеству. К язычеству в данном случае русскому, славянскому.

Что касается религиозной составляющей, то она мне непонятна. Как атеист, я не могу воспринимать ее всерьез. Что же касается составляющей, скажем так, исторической и нравственной, то здесь у меня мнение есть. Конечно, можно говорить о том, что в отличие, например, от православия языческий выбор, сделанный в свое время, был свободным. Создание языческого пантеона было не навязанным, оно не держалось на жестоких и безостановочных репрессиях. К тому же мы видим глубокую укорененность славянской языческой религии, укорененность, которую попы не могли победить в течение многих сотен лет.

Я уже говорил, что, пожалуй, не существовало в Европе другого народа, у которого были бы змеевики. Вы знаете, что такое змеевики? Это своего рода образки, которые носились на груди, и на одной стороне образка был языческий славянский символ, а на другой изображался один из персонажей древнееврейского фольклора, то есть символ православный. Это был такой как бы компромиссный образок, и власти вынуждены были мириться с такой поразительной живучестью русского язычества, хотя оно не поддерживалось никакими усилиями государственного, пропагандистского, карательного или иных аппаратов. В этом смысле можно говорить о том, что да, действительно, русское язычество – гораздо более свободный и чистый выбор, скажем так, в историческом смысле слова. О религиозной же составляющей, повторю, я ничего сказать не могу, поскольку совершенно и категорически ее не понимаю.