Леся Рябцева - Эхо Москвы. Непридуманная история

Можно смело заявить, что боевое крещение референтурой я прошла на отлично. И знаете, это как в компьютерной игре: ты проходишь один уровень, борешься с боссом и попадаешь во второй, чуть более сложный!

Следующий этап моей жизни на «Эхе» я назову «Сальпетрием». Помните, что это? Французская женская больница для душевнобольных. В народе называется «Палата продюсеров и программистов». 1411.

В этих двух (практически самых главных) службах работают одни девочки. Скажу вам по секрету, это страшное место. Пожалуй, самое страшное после палаты 1410 (но о ней позже). Каждый день оттуда доносятся жуткие крики, при чем совсем необязательно они несут негативный характер. Например, мы с моим гениальным шеф-продюсером Ниной Эйрджан просто не умеем выражать свою любовь тихо. Что уж там, прекрасный город Тбилиси, из которого мы родом, дает о себе знать.

Но очень часто наши коллеги слышат вопли, которые не долетают, пожалуй, только до луны (и то благодаря закрытому окну). Кстати говоря об окне – это один из самых острых и конфликтных вопросов в нашей палате! Из-за него многие не разговаривают друг с другом месяцами! Да что уж мелочиться – годами! Ах, это вечно, открыто-закрытое окно и чертов кондиционер! Нам всегда жарко, а программистам всегда холодно! Как с этим бороться, никто не знает, а лекарство от этих споров еще не изобрели. Остается только одно – смириться. Не мне, конечно, и не программистам, а нашему лечащему врачу Льву Гулько.

Психотерапевт женского отделения Лев Моисеевич навещает нас почти каждое утро. За что ему такое наказание, я не знаю, смею только предположить, что он как-то провинился еще лет 20 назад и Главный ему мстит.

Как я уже сказала выше, Лев Моисеевич приходит к нам каждое утро. Приносит еду, газеты и смешные истории. Он очень добрый и хорошо к нам относится (так ведь говорят во всех фильмах о психах?). Правда, надолго его не хватает, после обеда Гулько собирает свои вещи и уходит, предварительно проведя с нами исправительную беседу.

Но, несмотря на психоз, царящий в нашей комнате, мы каким-то чудом справляемся с одной из самых сложных работ на радиостанции! Вы даже не представляете, с каким количеством людей нам приходится разговаривать, и к каждому нужен свой подход. Ведущие капризные, гости еще капризней, да и мы, как вы уже поняли, не сахар, а еще через коридор от нас сидит Венедиктов, который все это видит и слышит. Но ААВ нас терпит и любит, потому что продюсеры «Эха» самые крутые – это факт! Достанем любого гостя, даже если для этого нам придется устроить спиритический сеанс!

Волей судьбы болезнь моя закинула меня еще в одно отделение безумного «Эха» – это интернет-редакция! Палата 1410.

Тут все просто. Чем меньше ты говоришь, тем больше тебя любят. Хотя нет, не любят, скорее терпят, потому что интернет-редакторы, в большинстве своем, вообще людей не любят! Эдакие аутисты-мизантропы. Иногда мы вместо слов просто поднимаем взгляд на обратившегося к нам человека и грозно молчим пару секунд, после возвращаем голову в прежнее положение.

Главные правила палаты 1410:

– лучше переписываться, чем говорить;

– обязательно сидеть в наушниках;

– не разбрасывать мусор и еду;

– не ломать стулья;

– НИЧЕГО не проливать на клавиатуру.

Мы месяцами копим в себе эмоции, поэтому лучше нас не трогать. Думайте про нас что хотите, говорите все что хотите – нам совершенно все равно, главное не злите!

Как видите, у меня много талантов, я умело маскируюсь под нормальную, психованную и агрессивную одновременно!

Next Level!

Последний и, пожалуй, самый любопытный эксперимент на сегодняшний день ставит надо мной ААВ вот уже больше года! Каждое воскресенье после 7 утра мы с невероятно талантливым Севой Бойко развлекаем публику после Латыниной и перед Пешковой, ну вы поняли.

Утренний разворот, конечно, удивительная площадка для самовыражения. Сумасшедших бросают в омут общаться с такими же сумасшедшими, если не хуже. В надежде, что кому-то станет легче. И знаете, это работает. В парных шоу всегда необходимо играть в ролевые игры, иначе провал обеспечен. У нас с Севой все просто, он отвечает за разум и информативность, а я – за эмоциональность и раздражение публики. Одно воскресенье – вы нас любите, следующее ненавидите. Мы привыкли. Мы не обижаемся. Поверьте, так даже веселее. Как-то после эфира я вышла в «аквариум» заварить себе кофе. Зазвонил телефон, а референта еще не было. Я по старой памяти поднимаю трубку и говорю: «Эхо Москвы», здравствуйте». На другом конце провода очень эмоциональная женщина по имени Елена кричит на меня и умоляет убрать Баблоян из разворота. Я, еле сдерживая улыбку, спрашиваю: «Почему?»

В ответ получила: «Ну как почему? Она же смеется в эфире, она такая глупая, слушать ее не могу! Понимаете меня? Вы только ей не передавайте, она, может быть, хорошая девушка, но все время хихикает и людей не любит». Возразить я не пыталась. Выговориться захотел человек, зачем я буду прерывать? Как раз тот случай, когда необходимо умело из пациента превратиться в лечащего врача. Я спокойно выслушала и обещала передать все претензии к Баблоян главному редактору. Уважаемая Елена, если вы меня читаете, то знайте, я все честно передала Венедиктову.

Хороший сумасшедший всегда отменно сыграет любую роль: и дурочки, и умника, и спокойного, и разъяренного. Вы нас не знаете и никогда по эфиру не поймете, какие мы и что на самом деле у нас в голове. Поэтому ругайте, любите, возмущайтесь. Мы не обижаемся. Все равно все в редакции решает Главный. Главный редактор, он же главный сумасшедший, он же главврач Психиатрической больницы «Эхо». Палата 1412.

Про Венедиктова писать много я не буду. Даже могу уложиться в два предложения. ААВ гениальный, а гениям можно простить любые безумства. И еще он всегда прав, даже если вы уверены в обратном – забудьте, смиритесь и примите новую реальность. Венедиктов всегда прав. Не понимаете, как так может быть? Вы и не поймете. Если вы не внутри, вы никогда нас не поймете.

Вот так и живу. Пошел 10-й год…

У сотрудников службы информации «Эха Москвы» есть такое устойчивое выражение «уронить самолет». Этот фразеологизм, как и многие другие сленговые словечки, которые мы используем, конечно, очень циничен. С помощью словосочетания «уронить самолет» описывается ситуация, когда во время рабочей смены того или иного журналиста случается авиакатастрофа.

Я «уронил» свой первый самолет 29 декабря 2012 года, в субботу. Обычно в выходные дни в мире происходит не очень много интересных событий, если не брать в расчет редкие массовые протестные акции или спортивные матчи. Но этот день я запомнил. Смена продолжалась с 16:30 до полуночи. После первого выпуска новостей я вышел из студии и сказал выпускающему редактору Ольге Кузнецовой, что очевидной главной новости этим вечером у нас пока нет. Через несколько минут на лентах информационных агентств появилось сообщение о том, что пассажирский самолет совершил экстренную посадку на Киевском шоссе. К тому моменту я работал ведущим новостей примерно полгода и с таким еще не сталкивался.