Олег Будницкий - Русско-еврейский Берлин (1920—1941)

Берлинское отделение Комитета съездов русских юристов за границей направило обер-бургомистру, городскому казначею и в городское налоговое управление меморандум, в котором разъяснялись особенности положения беженцев, не позволявшие приравнять их к обычным иностранцам. Комитет просил внести в закон о налоге на жилые помещения следующие поправки: «1) освободить от налога проживающих в пансионах и в частных квартирах, оставив налог только для живущих в гостиницах; 2) ограничить срок взимания налога с иностранцев первыми шестью месяцами их пребывания; 3) уравнять ставки налога для местных жителей и иностранцев». Обращение возымело эффект. Городское управление постановило: «1) уменьшить ставки налога для проживающих в пансионах и в частных квартирах; 2) взимать налог с иностранцев, как и с постоянных жителей, лишь в течение 6 месяцев; 3) уравнять ставки налога для иностранцев и для коренных жителей» 462.

Таким образом, юристы добились заметного успеха. Правда, положение с квартирами и комнатами (точнее, взаимоотношения с их владельцами) было у многих эмигрантов сложное, и «ввиду особой беспомощности эмиграции в квартирном вопросе» берлинское отделение решило «войти в соглашение с Союзом русской присяжной адвокатуры» для организации юридической помощи по квартирным вопросам 463.

В политическом смысле юристы-эмигранты занимали непримиримую позицию в отношении большевиков и очень скептически оценивали перспективы эволюции, «нормализации» большевизма и, соответственно, возвращения на родину. Речь шла не только о самих юристах, но и о «простых» эмигрантах, рядовых солдатах белых армий, казаках, которым сулили амнистию. Мы говорим об официальной позиции берлинского отделения Комитета съездов русских юристов; возможно, отдельные юристы-эмигранты думали по-другому, но это не нашло отражения в документах Союза русской присяжной адвокатуры или берлинского отделения Комитета.

Между тем проблема репатриации ставилась Нансеном; более того, учитывая тяжелое положение русских беженцев в Румынии и Польше, представители Земгора при Лиге Наций Н.И. Астров и С.В. Панина внесли проект резолюции, одобрявшей переговоры Нансена с правительствами России и Украины по вопросу о репатриации беженцев. Условием возвращения, согласно проекту резолюции Астрова – Паниной, должны были стать гарантии советского правительства, что репатриантам предоставят равные права с другими советскими гражданами. По поводу проекта резолюции, ставшего достоянием эмигрантской общественности и вызвавшего оживленный и резкий обмен письмами и заявлениями протеста в апреле – мае 1923 года 464, сочло необходимым высказаться и берлинское отделение Комитета съездов.

Русские юристы в Берлине прежде всего задались вопросом о том, «имеются ли в Советской России какие-либо гарантии неприкосновенности личности, ее прав на жизнь, свободу, честь и имущество». Ответ, как можно было предположить, был отрицательным, но облеченным при этом в безупречную юридическую форму.

В этом отношении наиболее показательными, – говорилось в отзыве, – являются изданные Советской властью в 1922 г. Кодекс уголовный; гражданский; уголовно-процессуальный и др., характеризующие «новое» направление Советского строя. Все эти кодексы при внешнем сходстве, а иногда простом повторении прежних русских законов, содержат положения, явно нарушающие самые основные начала правового строя. Так, уголовно-процессуальный кодекс, повторяя десятки статей судебных уставов 20 ноября 1864 г., устанавливает правило, в силу коего все судебные приговоры могут быть отменены административным учреждением – Отделением Комиссариата Юстиции.

Далее, даже сами советские законодатели признают всю несогласованность… взаимно противоречивых декретов, издаваемых отдельными советскими учреждениями, а потому рекомендуют судам руководствоваться не декретами, а «социалистическим правосознанием».

Наконец, среди всех других советских учреждений выделяются чрезвычайные комиссии, для действий которых уже не существует никаких законов, и которые фактически не подчиняются даже Совету Народных Комиссаров.

При таких условиях нельзя не придти к выводу:

1) что в Советской России нет правового строя и каких-либо гарантий личности, 2) что при существующем строе, даже если бы Советское правительство пожелало честно исполнять свои обязательства, – а для допущения чего-либо подобного нет никаких оснований – то и в том случае оно не могло бы поручиться за фактическое выполнение своих обязательств и 3) что поэтому всякое обращение со стороны российских общественных организаций с предложениями и ходатайствами о репатриации должны быть признаны явно неуместными и недопустимыми 465.

По поводу нового советского Гражданского кодекса, значение которого существенно снижалось его первой статьей, гласившей, что гражданские права реализуются постольку, поскольку они не противоречат интересам рабочей и крестьянской власти, афористично высказался еще один русский адвокат, гораздо более знаменитый, чем его берлинские коллеги, В.А. Маклаков: «Это совершенно как в старину – право [не] быть высеченным, пока не высекут» 466.

Непримиримый антибольшевизм отличал Бориса Исааковича Элькина (1887 – 1972), члена правления Союза русской присяжной адвокатуры и заметного деятеля русско-еврейского Берлина 467. Элькин родился в Киеве; окончил Санкт-Петербургский университет по юридическому факультету и в 1910 году вступил в столичную присяжную адвокатуру; судя по всему, он был преуспевающим адвокатом. Элькин сотрудничал в журнале «Право» до его закрытия большевиками в 1918 году, затем перебрался в родной Киев. В январе 1919 года он уехал из Киева в Берлин. Здесь он попытался выступить в качестве защитника «белого дела» перед общественным мнением Запада. После десяти месяцев пребывания за границей Элькин пришел к выводу, что белые проигрывают большевикам пропагандистское сражение. «У сильного врага надо учиться», – писал Элькин в записке, в которой он обосновывал необходимость учреждения в Берлине Бюро печати, главным назначением которого было бы распространение информации, поставлявшейся Управлением пропаганды при Добровольческой армии 468.

Элькин, анализируя положение на западном «пропагандистском рынке», указывал, что в выгодном для большевиков свете события в России освещают не только социалистические «Юманите» («Humanité»), «Аванти» («Avanti»), «Роте Фане» («Rote Fahne»), но и вполне респектабельные буржуазные газеты, такие как «Daily Express», «Manchester Guardian», «Daily News», «Frankfurter Zeitung»: «Имея большое распространение и влияние, эти газеты служат большевизму много более нужную и плодотворную службу, чем издания явно большевистские: они укрепляют, силою своего авторитета, в сознании очень широких общественных кругов представление, что господство большевиков есть поддерживаемая большинством русского народа форма народовластия, противобольшевистское же движение есть реставрация, ставящая своей задачей уничтожение политической свободы и восстановление неравенства». Кроме того, в Германии распространялась информация, поставляемая различными «сепаратистскими» бюро печати – украинским, грузинским, эстонским и другими.