Array Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

Наш папа вернулся в свою слободку на прежнее место – слесарем. Вышли на работу сестры Феня и Маруся, а мама возилась с нами, детьми, и конечно же, хлопотала по хозяйству, занималась садом, огородом, виноградником.

В мае, когда яблоня зацвела, у нас на полгода остановились пограничные войска. Полгода счастливейших дней в моей жизни! Никого не надо бояться, можно кричать, бегать!

Пограничники спали прямо на улице, к многим из них приехали их семьи.

В нашем доме поселился одинокий седой полковник – Егоров Анатолий Константинович. Он ленинградец. Вся его семья: жена, родители жены и его – погибли от голода во время блокады. Остался один сын, его куда-то отправили с пионерским лагерем в тыл. За эти полгода мы увидели очень много, а самое главное – кино.

В мае, когда яблоня зацвела, у нас на полгода остановились пограничные войска. Полгода счастливейших дней в моей жизни! Никого не надо бояться, можно кричать, бегать! Пограничники спали прямо на улице, к многим из них приехали их семьи.

Представляете, огромный луг, заросший мелкой травкой. На этой площади к двум ольхам натянули огромное белое полотнище – экран. И каждый вечер показывали кино. Мы с Людой не пропустили ни одного фильма. Нашим провожатым был Анатолий Константинович. Он нас очень любил. Бывало, возьмет на руки, несет к винограднику и поет «Калинку», а мы весело ему подпеваем. А там мы ему подносили самый вкусный виноград, уж мы-то знали, где какой куст растет.

К осени Анатолий Константинович заболел малярией. Его сильно трясло.

За ним приехала машина из госпиталя из Рыбницы. Мама укутала его в одеяло и подушки. Через несколько дней наши вещи привезли обратно. Мама испугалась и стала молиться. А когда вернулся Анатолий Константинович из госпиталя, он низко поклонился моей маме и назвал ее своей мамой. Он еще попросил руки моей сестры Фени, но она носом стала воротить: «Мне двадцать, а ему сорок». Она ждала с фронта своего ухажера, но ему не суждено было вернуться. Война забрала его…

А где-то в сентябре привезли сына Анатолия Константиновича, его звали Алик. Я запомнила очень большие грустные глаза. Пограничники переехали дальше, к новым границам. Уехал от нас с сыном и Анатолий Константинович. Наступил сентябрь сорок пятого. Мне исполнилось семь лет.

…А церковь в нашем селе новая, но и старую еще не снесли. Стоят рядышком, как две закадычные подружки. Как в былые времена, и пенсионеры ходят, и молодежь, работы в селе нет, люди ездят по заработкам. И, знаете, что я вам скажу, кто платит «десятину», имеет и дело, и постоянный доход. Вот видите, как Господь заботится, приезжайте, сами увидите…

22 июня утром радио сообщило, что в 12 часов будет передано важное сообщение, с которым обратится Молотов. Вся наша семья в это время была дома, а папа сказал: «Тише, дети, это война». Выслушав сообщение, папа сразу ушел в военкомат, мама заплакала, маленькие сестренка и братик притихли, а брат Станислав побежал в школу № 6. Там уже было много школьников – притихших, не похожих на себя. Нам никто ничего не сказал, и мы разошлись. Папа вечером пришел расстроенный, его не взяли на фронт, так как у него была бронь. Он работал заместителем в управлении областной конторы «Заготсено». Папа неоднократно обращался в военкомат с просьбой направить в воинскую часть, но получал отказ.

13 сентября 1941 года папа пришел домой в хорошем настроении и сообщил, что зачислен во 2-й истребительный батальон. Штаб его разместили в здании театра. Папа будет обучать молодежь устройству пулемета, как пользоваться противогазом. Ведь он в Гражданскую войну проехал сотни верст, его знания и умения пригодятся.

В это время в Курске были созданы полки народного ополчения, в которые вступило более 11 тысяч человек. Были созданы группы самозащиты для противоздушной обороны. Готовясь дать отпор врагу, сотни тысяч курян сооружали оборонительные рубежи вокруг города, возводили на улицах баррикады, строили огневые точки, копали противотанковые рвы. Мы, подростки, не стояли в стороне, помогали взрослым.

Враг все ближе подходил к городу, истребительные батальоны и народное ополчение, готовясь к защите, перешли на казарменное положение.

Почти каждый день шли проливные дожди – одежда и обувь у защитников города не высыхали. Но боевая обстановка сплотила воедино весь состав батальона. Больных отправляли только тогда, когда они уже не могли держать в руках винтовки. Немало бойцов полегло в первых схватках с врагом. После боев под Фатежом 23 октября 1941 года батальон прибыл в Курск на пополнение и разместился в помещении биофабрики. Как в Гражданскую войну, организовали боевую тачанку. На ней были Филипп Григорьевич Меркулов – мой папа, Иван Александрович Прохоров и Казимир Стефанович Тиль.

Друзья выпросили у командования пулемет, разыскали бричку и хорошую пару лошадей. Так появилась единственная тачанка.

Приняв пополнение, 2-й истребительный батальон занял оборону в районе улицы Хуторской у кирпичного завода.

Отец облюбовал для своего пулемета место у стены. Рядом, в окопах, заняли оборону его товарищи. Здесь же был и Стасик, мой брат. Он быстро освоился с обстановкой и хорошо выполнял обязанности связного. Бойцы предлагали ему уйти домой к маме, а он не уходил и упрямо твердил: «Мое место рядом с папой».

Бойцы любили слушать, как он поет, любимые песни Стасика – «Орленок» и «Каховка». До войны он учился в школе и был отличником, пел в хоре Дома пионеров, играл хорошо в шахматы, очень много читал. Особенно любил читать о пограничниках, военных всех родов войск. Мечтал быть военным.

…Вечером 1 ноября у северных парков показались фашисты. Они брали город в клещи, стали обстреливать его со стороны Сапогова и Поповки. Главные силы врага шли по Фатежскому шоссе к центру города.

Всю ночь шел мелкий нудный, холодный дождь со снегом. Окопы наполнились водой и грязью. Насквозь промокшие бойцы в окопах готовились к боям. Поздно вечером отец послал Стасика в штаб. Черное небо и черная земля. Грязь хлюпает под ногами. Света в доме не видно: маскировка. Ощупью нашел дверь, тихо вошел в дом. За столом сидят уставшие вооруженные люди.

– Пулеметный расчет Меркулова просит сообщить обстановку и ждет указаний, – доложил он.

И потом по тем же лужам и ухабам назад, к пулеметам.

Серое утро с трудом продиралось сквозь дождь и мокрые хлопья снега. И тут с визгом полетели мины и снаряды, вздыбилась грязь у окопов, появились первые убитые и раненые. Из-за домов и сараев двигались цепи фашистов. По ним ударили из пулеметов, винтовок и ружей. И у немцев есть потери. Стасик видел, как от пулеметных очередей падали враги, и он еще быстрее подавал пулеметные ленты отцу. Грозило окружение. Желая спасти сына и бойцов, папа сказал: