Array Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

Я разломала ей индюшку и полезла в погреб. Как-то раз я вместе с хозяйкой вытаскивала оттуда пустые банки. Одну к продуктам не допускали, боялись, что отравим.

Чего только не было в погребе! Колбасы, окорока копчёные, консервированные индюшки, куры, разное мясо, компоты, бочки патоки – как в хорошем магазине… Видимо, ничего они с собой и не взяли – очень уж много было добра.

Вышла я через парадный ход, очень было жаль собачонку.

В комендатуру мы поехали на велосипедах. Дорога была разбита снарядами, танками, и ехали мы тихо, лишь иногда попадались машины. Я отстала, а навстречу ехала тачанка, и на ней наших два офицера пели песню «Ах, тачанка». Один из них был пьяный, спросил: «Кто ты?» Ответила «русская», а он сказал: «У меня сестра уехала с немцами, так я её своей рукой застрелю» и говорит мне: «Иди». Отошла четыре шага и слышу: взводит курок. Я бросила велосипед и повернулась к ним, а на меня направлен пистолет. А второй говорит: «Подожди. А откуда ты?»

– Из Смоленска.

– Сколько лет тебе было, когда тебя привезли сюда?

– Двенадцать.

Тогда он сказал другому, который держал пистолет:

– Не надо. Ну её, ребёнком была.

И поехали дальше, а я догнала своих, рассказала им, а когда приехали в комендатуру, Феликс рассказал о случившемся коменданту, а тот сказал:

– Ничего не могу поделать: фронт, солдаты, потерявшие семьи, озлоблены.

Меня распределили в госпиталь, на кухню чистить картошку, потом стирала окровавленные бинты, гладила и скручивала их. Носила раненых, сдавала кровь.

А потом пришёл замполит и сказал: «Поедем, Нина, с девчатами коров доить. Раненым нужно молоко».

Отобрали 12 украинок и меня и повезли в опустевший посёлок собирать коров. Дали нам одного пожилого солдата для охраны. Мёртвый посёлок смотрел пустыми окнами. Немцы его покинули – боялись русских, как огня, бежали на американскую зону.

Коров немцы отвязали, чтобы они не умерли с голоду. Мы собрали около ста коров, привязали их и стали кормить и поить. Украинки были девчата сильные, они работали у бауэров, где доили коров.

Я была худая, как говорили, «костями гремела» и коров доить не умела. Девчата мне сказали: «Нина, иди и вари нам мясо. Побольше». Из госпиталя приезжали два раза в день, привозили нам хлеба, забирали молоко.

Немцы отступали, прятались по чердакам с оружием, а наши продвигались к Берлину, бились за каждую улицу, каждый дом.

Госпиталь куда-то перевели, а нас направили в какую-то штрафную роту, где мы тоже стирали кровавые бинты. Дороги были разбиты, везде висели плакаты «На Берлин!», на перекрёстках стояли девчата в военной форме (регулировщики), дребезжали танки, машины везли пушки, «катюши»… Всё кругом крутилось, шумело, гудело, визжало, скребло… Всё шло на Берлин.

Мы не доехали до Берлина километров двенадцать, меня послали в ремонтный цех, где чинили оружие. Солдаты давали мне пострелять из автомата, пулемёта и даже из «катюши», когда выезжали опробовать оружие в поле.

А ещё я носила полковнику еду с кухни. Он давал мне посуду под первое, второе и третье и говорил: «И себе, что хочешь, то и возьми». Я заходила на

Солдаты давали мне пострелять из автомата, пулемёта и даже из «катюши», когда выезжали опробовать оружие в поле.

кухню, и у меня начинала кружиться голова. Чего там только не было! Рулеты, котлеты, печёнка, колбасы разные лежали на столе. И повара были отличные.

8 мая, к вечеру, объявили, что Берлин взят. Мы все выскочили на улицу.

Был салют, разноцветные огоньки летели в небо, это была такая красота неотразимая, такая радость! Все кричали «ура!», плакали – кто-то от радости, а кто-то от горя, ведь в последние дни до Победы солдаты гибли. Немцы повсюду прятались, стреляли исподтишка…

Я всю ночь не спала, думала о том, что теперь наконец-то нас отправят в Россию, и я узнаю, где мои братья.

9 мая подъехал полковник, на переднем сиденье сидела его частая гостья – капитан медицинской службы.

К машине подбежали две девушки лет по 25, в военной форме, с погонами сержанта.

Полковник сказал им: «Ну, девчата, я обещал вам показать Берлин. Садитесь, поехали».

Они быстро, с хохотом вскочили в машину, а полковник вышел из машины.

Я вытащила мусор и стояла на улице.

Рядом, шагах в десяти, росли очень красивые цветы. Он сорвал большую охапку. В первую очередь дал капитану, потом девчатам, а потом мне и сказал: «Садись, Нина, в машину, поехали смотреть Берлин».

И мы поехали. Дорога вся разбита. Машина постоянно подпрыгивала. По обеим сторонам дороги валялось разбитое оружие, перевёрнутые машины, телеги, убитые лошади…

Когда мы подъезжали, из Берлина выводили пленных немцев – они шли по обеим сторонам дороги, метрах в двадцати, прямо по полю, строем по пять человек. Офицеров и генералов вели наши молодые солдаты с собаками. Немцы были чёрные от грязи, со злыми лицами, эти страшные кепки, надвинутые на лоб, некоторые в очках. А наши молоденькие солдаты посмеивались, что ведут такую грозу.

Мы въехали в Берлин, я ударилась головой о верх машины так сильно, что стало ничего не мило. Дороги на окраине Берлина были в камнях, некоторые дома были разрушены и дымились. Из-за завалов проехать к Рейхстагу было невозможно. И мы вернулись. И сколько ехали, столько вели немцев – как речка – не видно конца.

Нина Белова

Я ещё немного поработала, и цех закрыли, а меня увезли во Франкфурт, откуда шли эшелоны с узниками. Но там меня забрали в железнодорожную столовую чистить котлы, мыть посуду, пол. Нас там было 7 рабочих, 12 поваров, врач, ещё солдаты подвозили продукты.

Эшелоны шли в Россию, товарные вагоны были украшены плакатами и ветками берёз. Демобилизовывались солдаты, уезжали и узники, везли куда-то пленных немцев. Мы продолжали работать, уставали смертельно, очень хотелось спать, потому что работали и ночью, а поспать удавалось совсем немного – на стульях.

Как-то захожу в колбасную, а там немец колбасу ворует: набрал за пазуху и застрял в узеньком окошке.

Я позвала повара, старшину Валю, она пришла и наставила на него пистолет и заставила его протиснуться обратно, к нам. Сказала: «Выкладывай обратно колбасу». Он выложил пять кругов. А Валя говорит: «Сейчас я его шлёпну». Мне стало жалко его: «Не надо, Валя, давай мы его накормим». Он весь трясся, военная форма грязная и рваная, и говорил, что у него мать и сестра голодные. Валя опустила пистолет: «Неси ему жрать». В котле оставались макароны, котлеты. Принесла ему целую тарелку с верхом макарон, четыре котлеты и алюминиевую кружку чаю. Он ел жадно, руки тряслись, а потом остановился, достал носовой платок, положил в него макарон и две котлеты. Валя увидела это и пошла, принесла ему круг колбасы и булку хлеба.