Array Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

Я спрашивал у всех, что с теплоходом, кто-нибудь доплыл до правого берега? Бойцы ответили, что вряд ли. Но крики, которые доносились с теплохода, мне не давали покоя. Как можно расстреливать женщин, детей?

В конце августа на правом берегу Волги загружался теплоход «Иосиф Сталин»: эвакуировали женщин, детей, стариков. Фашистские пираты осветили Волгу и начали обстреливать теплоход по открытым мишеням, не щадя ни детей, ни женщин. Крики далеко разносились по Волге. Некоторые прыгали в воду.

В это время моя лодка медленно выплывала из-за острова. Мою лодку прибило к пляжной мели. Я ничего не мог понять. Лежал на спине, ноги мои свисали в воду. Очнувшись, понял, что меня контузило. Борта лодки пробиты осколками, как я не взлетел на воздух, уцелел – неизвестно.

По течению я доплыл до правого берега. Мою лодку вытащили на берег бойцы. Я плохо слышал, я спрашивал у всех, что с теплоходом, кто-нибудь доплыл до правого берега? Бойцы ответили, что вряд ли. Но крики, которые доносились с теплохода, мне не давали покоя. Как можно расстреливать женщин, детей?

Все благодарили меня за то, что я вовремя доставил боеприпасы.

В сентябре на центральной лодочной переправе перевозил раненых на остров, и в разговорах мне сказали, что шестилетняя девочка спаслась с теплохода. Ее подобрали бойцы и отправили в медсанбат. В бреду она кричала: «Мамочка, спасайся». Как все это ужасно!

На правом берегу мне выдали справку, по которой, мне сказали, наградят орденом Красной Звезды, поэтому приказали ее хранить.

Вспоминаю судьбу теплохода «Киров»: он переправлял раненых с острова на левый берег Волги, в конце сентября был загружен полностью ранеными, отправился в укрытие. Он был обстрелян немецкими самолетами. Горевший катер врезался в песчаный берег. А раненые прыгали в воду. Ужасное зрелище. Учебная плоскодонка «Чкалов» была разбита, когда горели нефтесиндикаты.

Начальник центральной переправы Куликов говорил: «Вам бы учиться, а на ваши плечи легли нечеловеческие тяготы, подчас взрослому не под силу, а вам приходится носить раненых на себе и выполнять клятву, отстоять город или умереть на подступах, но не пустить вражескую нечисть».

10 октября 1942 года я ходил в разведку с двумя бойцами. Там нас завалило, и я получил ранение в голову. Когда нас откопали, мы были без сознания. Мы оказались в госпитале.

В госпитале нам сообщили о победе под Сталинградом. Нам всем вручили медаль «За победу под Сталинградом».

В сентябре 1943 года меня выписали, а в октябре в воинской части, полевая почта 48317 стал ездовым конюхом. Доставляли мы на подводах обмундирование, боеприпасы. Затем я был дежурным телефонистом.

В 1945 году мы вошли в Берлин, затем нами было занято восемь больших корпусов под склады в городе Беснау – это 25 км от Берлина, отсюда мы ездили с шофером Володей Ястребовым на братские могилы, к Бранденбургским воротам, к Рейхстагу. Он возил офицера. Сам он был из Одессы.

В сентябре 1946 года меня направили на учебу. Получил профессию электромеханика электроустановок и был направлен на работу в Кугаринскую МТС. Затем работал строителем.

В 1977 году по газете меня разыскала бывшая медсестра Нина, с которой мы спасли жизнь командиру и комиссару. Она сообщила о гибели Раи, которая погибла в Берлине в 1945 году. Потом долго еще мы переписывались с Ниной, вместе ездили на различные встречи ветеранов. Нина вскоре умерла, на 35-летие Сталинградской битвы ее уже не было. Я продолжаю переписываться с детьми Нины.

Иртыш, седой и могучий, с пологими берегами, поросшими ярко-зеленой травой, вспоминается и сегодня. Здесь, на берегу этой огромной реки, я родился и вырос. Разве можно забыть, поменять или предать то детство, трудное, но все же беззаботное, ту глухую, на десятки километров удаленную от цивилизации деревню, где кто-то заводил единственный на все село граммофон и под чье окно собирались все? Нет, и через 70, 80 и 100 лет не забывается тот негасимый свет, что шел от керосиновой шестилинейной лампы, которой освещались изба, а по вечерам и деревенский клуб села Низовое, какие были по всей России – в Омской или Пензенской, а хоть и в Калужской или в Курской областях… А немое кино, что собирало такое количество ребятишек! Денег ни у кого не было, попасть было невозможно, а так хотелось каждый вечер. Клубный киношник выбирал из них самых «надежных» – крепких, приглашал к себе в будку, и мальчишки, абсолютно счастливые, крутили ручку кинопроектора, кажущегося нам ныне допотопным, до упадка сил…

В морозные декабрьские дни гнали немцев от столицы. Помню большое количество убитых и раненых, разбросанную повсюду технику и страх. Война представлялась огромным молохом, который размалывает всех на песчинки…

Сибирские морозы не щадили, но закаляли. Потому что, несмотря ни на какие градусы, на то, что приходилось «выкапываться» из собственных домиков, несмотря на то что даже школы не работали, ребятишки все равно неслись на Иртыш, катались до полного онемения рук и ног, а потом – домой, на печь – отогреваться. И не болели!

Осколок от снаряда в правом плече проносил сорок лет. Когда в госпитале врачи его вынули, показали мне, положили рядом, пока обрабатывали рану, осколок весь рассыпался, как будто бы превратился в пепел.

Учиться я любил, много планов строил после окончания школы, но не успел – началась война. Мне было шестнадцать лет, но, как и многие сверстники, приписал себе годы и отправился на фронт. Попал в город Барабинск Новосибирской области, окончил полковую школу сержантов, и в ноябре наш 230-й отдельный лыжный батальон загрузили в эшелоны для отправки в Москву. В морозные декабрьские дни гнали немцев от столицы. Помню большое количество убитых и раненых, разбросанную повсюду технику и страх. Война представлялась огромным молохом, который размалывает всех на песчинки…

А. П. Щербаков на конференции

Но у меня уже было четыре человека в подчинении, психологическое состояние которых нужно было поддерживать на самом высоком уровне – боевом. И никак нельзя было показать перед ними слабость, я боролся с собой, и перелом наступил – уже не боялся ничего. Даже после того, как получил первое ранение. 12 марта 1942 года при освобождении деревни Верховое в Смоленской области был ранен первый раз. Тогда я был командиром минометного расчета, я оказался в зоне взрыва мины, осколок попал в правое плечо, чудом не задев голову. Затем меня перевели в Томское военное училище, по окончании которого пришел в 98-ю гвардейскую Краснознаменную воздушно-десантную дивизию. Я сразу убедился в высокой боевой готовности офицеров и солдат, по первому приказу готовых встать на защиту страны. В этой дивизии я был второй раз ранен и контужен – подорвался на самоходке.