Array Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

Боялись выстрела в спину, но обошлось.

Ездили к татарам в деревни менять вещи на еду. Вообще, я вспоминаю и думаю: как мы выжили?!

Помню, как приближался день освобождения. Мы прятались уже от наших самолетов. Помню, как румынские солдаты уносили с собой самовары, трюмо, узлы, свертки – забирали у населения то, что им понравилось. Немцы увозили молодежь, увезли и моего старшего брата Сергея.

А нас собрали на Куликово поле, загнали в деревянную конюшню, обнесенную колючей проволокой. Внутри помещения навоз и солома. Нас построили, выдали инструмент для уборки, мы должны были привести все в порядок. Офицер с тросточкой делает обход – к каждому подходит и смотрит. Подошел к среднему моему брату Георгию, который был хромой и ходил с палочкой. Офицер смотрел-смотрел, а потом как дернет за бинт своей тросточкой – я испугалась и смотрю на брата: он от боли скривился, и стоит бледный. Ведь у него и нога, и рука здоровые, а повязка была лишь для того, чтобы его не увезли.

Потом добрались до церкви – там, за алтарной частью, было маленькое убежище, в котором прятал священник молодежь. Там нас накормили, а позже священник сказал, что наши войска уже на подходе к Севастополю и чтобы мы расходились по одному.

Потом мы с мамой убежали из конюшни. Охраняли нас двое часовых, они встречались друг с другом и затем снова расходились в стороны. Мы с мамой пошли воды из крана набрать, часовые разошлись, и мы вышли за калитку. Потом ползли по канаве для стока воды. Проехали три машины большие открытые с немцами, но не заметили нас. Мы вышли на дорогу – там бежала лошадка, везла бричку с погонщиком навстречу нам.

Потом добрались до церкви – там, за алтарной частью, было маленькое убежище, в котором прятал священник молодежь. Там нас накормили, а позже священник сказал, что наши войска уже на подходе к Севастополю и чтобы мы расходились по одному.

Помню, как пришла наша армия – брат привел молоденького солдатика с красными матерчатыми погонами. Его мы все обнимали, целовали, от радости рыдали. Солдатик говорил: «Идите по домам, наши в Севастополе, отпустите меня – я должен своих догонять». Мы пошли домой. Наши солдаты останавливали нас время от времени для проверки документов. А на мысе Херсонес еще продолжалось сражение.

До войны мой папа был фотографом, кустарем-одиночкой, работал на Приморском и Историческом бульварах. Мама была учителем в школе глухонемых. Помню, что папа исправно платил налоги. Семья была небогатая, налоги были приличными. Но от сезона к сезону мы как-то держались.

Папа был глухонемым. Работал со своей сестрой, которая хорошо слышала, поэтому тандем держался «на плаву». Будочка фотографа стояла то на Приморском бульваре под мостиком, то на Историческом бульваре с правой стороны от памятника Тотлебену. Я знаю, что серьезная проблема в нашей семье была еще и потому, что с апреля по ноябрь заработок был хорошим, а в остальное время – зимой и осенью – работы не было, хотя налоги приходилось платить. Насколько я помню, финансовый инспектор сам приходил по месту работы отца. Как-то я оказалась случайным свидетелем того, как отец с сестрой распределяли доходы. Это за аренду места, это за оплату материала, это сторожу, который караулит будку. Заработок приходилось делить на две семьи, так как сестры жили отдельно. Поэтому нам жилось непросто.

Вообще же, наша семья приехала в Севастополь еще в 1911 году – отец с сестрами перебрался сюда из Сибири – из Томской или из Иркутской области. До того они объездили всю Россию. Сначала приехали на Кавказ, потом перебрались в Ялту. А там им рассказали о том, что есть замечательное место – Севастополь. И папа потом всю жизнь вспоминал, как его поразили цветущие здесь в декабре розы.

До революции семья жилье снимала, а потом нам дали квартиру, которая находилась на нынешней улице Нахимова. До войны она носила имя Фрунзе. Дом, как помню, стоял рядом с современным Институтом усовершенствования учителей. Отец вспоминал, как в Гражданскую часто менялась власть – в город входили то немцы, то англичане. Хорошо помню, как на Историческом бульваре на всех деревьях и на столбах раскачивались повешенные русские офицеры, а папа рассказывал, что висели офицеры и по кольцу города. Отец, несмотря на то что был малограмотным, очень любил книги, поэтому старался выкраивать средства, чтобы выкупать подписные издания. Так у нас появились в доме томики Тургенева, Толстого и других классиков.

Прежде чем враг вошел в Севастополь, пришлось учиться в так называемой «подземной школе», которая находилась по адресу: ул. Ленина, дом 58, рядом с памятником мужеству и стойкости героев-комсомольцев. Школа носила 13-й номер и находилась в бомбоубежище возле территории нынешнего сквера, где в скате горы был подвал.

Работа фотографа была, конечно же, сезонной. Поэтому в зимние месяцы мы жили на то, что зарабатывала мама. Она работала в школе глухонемых, которая находилась на улице Большая Морская, если смотреть на главпочтамт – здание с правой стороны. А напротив нынешнего кинотеатра «Победа» был клуб глухонемых, где находился ликбез. Мама до войны была даже членом райсовета. Она еще в детстве потеряла слух, хотя все понимала по губам и прекрасно говорила. Тем не менее я ходила с ней и помогала, когда нужно было решать какие-то проблемы.

Как только я закончила шесть классов, началась война. Прежде чем враг вошел в Севастополь, пришлось учиться в так называемой «подземной школе», которая находилась по адресу: ул. Ленина, дом 58, рядом с памятником мужеству и стойкости героев-комсомольцев. Школа носила 13-й номер и находилась в бомбоубежище возле территории нынешнего сквера, где в скате горы был подвал.

В начале июля 1942 года в Севастополь стали входить немцы. Помню, как к Хрусталке [28]ползли танки. Чужая речь зазвучала на набережной Корнилова – она тогда называлась улицей Энгельса.

Перед сдачей города мы перестали ходить в убежище, даже когда город усиленно бомбили. Наша квартира находилась на первом этаже здания, а сам дом был трехэтажным. И когда однажды немцы сбросили целую серию бомб, одна угодила в крышу третьего этажа. Последствия взрыва были ужасны. В нашей квартире оторвало массивную ставню и бросило на кровать, где я лежала. Лишь чудо тогда уберегло меня от смерти. Ставня упала на обе спинки кровати, и я очутилась под ней. Так я осталась жива, хотя выбираться пришлось из-под кусков штукатурки. Мы выбежали на улицу, дом сгорел, и никаких вещей спасти не удалось.

Началась жизнь в оккупации. Она оказалась, конечно же, несладкой. Во-первых, негде было жить. Мы с папой ходили в учебный отряд, тащили оттуда уцелевшие бревна, укрепляли их на уцелевших стенах, туда же затаскивали листья железа. Такой дом стал на первых порах нашим пристанищем. А потом наверху, в массиве, который сегодня расположен над проспектом Героев Севастополя – мы его называли «Бомборы», – я нашла пустой флигелек. И мы перебрались туда.