Array Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

Когда спустишься с нашей горочки на Лабораторное шоссе, то через дорогу видно воинскую часть. Нас приглашали помогать варить пищу из концентратов для бойцов. Походную кухню на лошадях возили на передовую, даже до 25-й батареи. Бойцам мы помогали, а сами недоедали.

Из части в наш двор приезжали большие котлы для стирки белья фронтовикам. Мы таскали воду из колодца, а зимой собирали снег. Когда фугасные бомбы разрушали дома, мы бегали на развалины в поисках дров.

Когда исполнилось сорок лет обороны Севастополя, по радио выступил замечательный поэт Роберт Рождественский. Он рассказал, что во время обороны города на улице Лабораторной была создана бригада женщин, стиравших белье для раненых. И он сказал, что возглавляла эту бригаду наша мама. Как мы были счастливы услышать это.

Задрав голову, мы кричали: «Дяденька матрос! Покорми нас! Отцы и братья на фронте!»

С корабля отвечали: «Забирайтесь на палубу. Наливайте еду в свою посуду».

А еще он сказал, что молодые патриоты – то есть мы, четырнадцатилетние ребята со двора дома № 67 по улице Лабораторной, – выстирали пять тонн окровавленного белья!

Сами же мы были грязные, вшивые, голодные. Когда военные корабли заходили в Южную бухту под прикрытием дымовой завесы, мы собирались стаей по 15–20 человек и бежали под бомбежкой через железнодорожное полотно к клубу. Там к пристани подходил крейсер «Красный Крым». Задрав голову, мы кричали: «Дяденька матрос! Покорми нас! Отцы и братья на фронте!» С корабля отвечали: «Забирайтесь на палубу. Наливайте еду в свою посуду».

А потом, когда донесем до подвала харчи, они покроются песком, ведь мы преодолевали дорогу смерти от моря до горки под прицелом пикирующих немецких самолетов. И каждый раз мы теряли ребят.

Еще мы помогали выхаживать раненых. С гордостью могу сказать, что у нас не умер ни один раненый.

При оккупации города немцами мы помогали партизанам. Рвали съедобный корень барамбульки и из него варили похлебку. После войны на нашей горке уцелело только три дома, среди которых был полуразрушенный наш. В этом доме я живу до сих пор. Из всей семьи сейчас осталась я одна.

21 июня 1941 года, в субботу, объявили конец занятий, моряки возвращались домой, весь город засиял огнями. А в ночь на воскресенье все были разбужены страшным грохотом орудий, стрелявших по самолетам. Один из них загорелся и начал падать с черным шлейфом дыма. Прогремел взрыв – это на улице Подгорной упала тонная мина, сброшенная с самолета, она попала в жилой дом, погибли люди.

Но слово «война» никто не произнес, настолько оно было чудовищно. Только утром после обращения по радио слово «война» вошло в нашу жизнь на долгих четыре года. Жуткое это было время.

Вскоре нас, школьников, собрали в Доме пионеров, он тогда находился в караимской кеннасе, в кинотеатре «Ударник» на Большой Морской (он сейчас называется «Победа»). Пришли и школьники, и дошкольники. Моя двоюродная сестра Тамара Спичак привела за руку брата Витю, я – Славика. В этом дворе стало тесно. Перед толпой с пламенной речью выступила Антонина Алексеевна Сирина – секретарь горкома партии, она объявила, что у населения необходимо собрать бутылки, которые будут заполнять специальной горючей смесью и станут использовать как противотанковые гранаты.

Определили место через дорогу на Большой Морской, куда их складывать. Мы сразу же нашли тачки, детские коляски. Распределили, кто на какую улицу и в какой район идет. Участвовали все ребята всех школ и дворов, большие и маленькие. Старшей была Лида Шахова из школы № 2. Наладили учет и всей большой командой собрали 18 000 бутылок. Потом нам привезли железные бочки с водой и чистый песок. Все вместе мы их тщательно вымыли, малышня нам в этом с удовольствием помогала. Редакция газеты «Красный черноморец» наш актив сфотографировала и этот снимок поместила в газете.

Опаздывать в школу нельзя, ведь если опоздать, то нужно пройти через три класса, как через строй, – с извинениями и разрешениями: классы были разделены фанерными перегородками. А не пойти в школу считалось трусостью. В любую бомбежку или артобстрел мы бежали в свой класс.

30 октября 1941 года береговая батарея № 54 открыла огонь по фашистским танкам, с этого дня началась оборона Севастополя.

А мы продолжали учиться в школе № 2, она тогда находилась по улице Большой Морской (тогда это была улица Карла Маркса) в подвале Дома культуры Морзавода. Вместо него теперь магазин «Черноморочка» с мемориальной доской в память о той школе осажденного Севастополя.

Началось светопреставление, которое длилось очень долго. Огнем артиллерии сметались курганы, высоты, дома. Казалось, ничто не уцелеет в этом бушующем вихре огня и железа, но черноморцы выстояли.

В школу мы ходили и в эти дни.

В тот подвал-школу мы бегали, а не ходили, так как в небе постоянно волна за волной шли вражеские самолеты и совсем неприцельно на город сбрасывали бомбы. Мы научились распознавать, в какую сторону они полетят и нужно ли бежать или нужно подождать, когда самолеты пролетят. Опаздывать в школу нельзя, ведь если опоздать, то нужно пройти через три класса, как через строй, – с извинениями и разрешениями: классы были разделены фанерными перегородками. А не пойти в школу считалось трусостью.

В любую бомбежку или артобстрел мы бежали в свой класс. Я училась в седьмом «А». Английский преподавала учительница второй школы Александра Григорьевна Рацуцкая, наша любимая «Тыча». Русский преподавала наша боевая «огненная» русачка Ворошилова. Математику нам преподавали не наши учителя, а из первой школы, историю Михаил Михайлович Шиманский из ОНО. Ученики тоже были из разных школ, но большинство – из второй.

17 декабря 1941 года начался второй штурм Севастополя. Утром на рассвете офицеры СС отобрали у солдат шинели и объявили, что их отдадут только в Севастополе. Немцы знали, что их солдаты до ужаса боятся наших матросов, называя их «черной смертью», «черной тучей» и «черными дьяволами».

И вот началось светопреставление, которое длилось очень долго. Огнем артиллерии сметались курганы, высоты, дома. Казалось, ничто не уцелеет в этом бушующем вихре огня и железа, но черноморцы выстояли. В школу мы ходили и в эти дни.

Как-то я бежала и заскочила в соседний подъезд переждать, когда пролетят самолеты, и услышала во дворе взрыв гранаты. Пошла посмотреть, что случилось. Увидела во дворе пять убитых мальчишек без голов, среди них был Жан Миклушев из нашего класса, он собрал малышей и спешил им показать, как разрядить гранату-лимонку. Рядом лежал его портфель. Все они к моменту взрыва стояли на коленях, наклонив головы, чтобы лучше видеть, где и что нужно отсоединить. В школу я в итоге опоздала. Вошла в класс и рассказала о гибели нашего Жана. Сейчас страшно об этом вспоминать. А тогда поведала с мельчайшими подробностями.