Array Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

Вокруг посёлка были густые кедровые леса. Папа был заядлым охотником и, когда позволяло время, уходил побродить по лесу с ружьём. Однажды к вечеру ушёл ненадолго и не вернулся. Утром позвонили на комбинат.

Охотой увлекались многие местные жители. Ходили на медведей. У директора фабрики, Василия Саввича Соломко, в сарае жил медвежонок.

Люди отправились его искать, но вернулись ни с чем. Папа пришёл сам только на третий день. Кругом леса, на сотни вёрст одна деревушка или охотничья заимка. Как он сумел сориентироваться и вернуться, я не помню.

Охотой увлекались многие местные жители. Ходили на медведей. У директора фабрики, Василия Саввича Соломко, в сарае жил медвежонок. С его детьми, старшим Юрой и моим ровесником Васильком, мы очень дружили.

С няней

Мы с Васильком не расставались, дружно бегали на все сеансы в кино. Кино показывали в огромном деревянном бараке с рядами скамеек. Клуб принадлежал фабрике, и нас, детей директора и главного инженера, все знали. Что смотрели, совершенно не помню. Помню только, что часто мы с Васьком там засыпали. Нас теряли и везде искали. В конце концов папа запретил киномеханику пускать нас.

У В. С. Соломко был великолепный вороной жеребец с белой звездой во лбу. Мы с Васькой поджидали, когда Василий Саввич приедет домой на обед или после работы, чтобы прокатиться. На комбинат нас не пускали, мы стояли на повороте к посёлку. Как-то зимой жеребец испугался и понёс. Василий Саввич вылетел в сугроб, а кучер повис на вожжах и волочился за несущимся жеребцом. Мы с Васькой очень испугались, решили, что кучер запутался в вожжах, и жеребец его убьёт.

Зимы были очень снежные и суровые. Дома и сараи заносило по самую крышу. Последний дом, где мы жили, стоял на краю оврага, и мы катались на санках прямо с крыши сарая.

Забирались на крышу дома и прыгали в сугробы, проваливались до плеч, мальчишки меня, как морковку, выдёргивали за руки. На зиму мама шила нам из отработанного фабричного сукна комбинезоны-«медвежата», так что мы могли ползать в снегу в полное удовольствие.

Поздней осенью, пока ещё не выпал снег, но река уже замёрзла, любили бегать по чёрному гладкому зеркалу льда, лечь и смотреть, как внизу, в воде, шевелятся водоросли и плавают рыбы.

В посёлке почти все держали коз и кроликов. Няня тоже занялась «животноводством». Клетки с кроликами стояли на веранде. Кролики кролились зимой, в лютые морозы, поэтому крольчих забирали в дом, чтобы новорожденные не замёрзли… Однажды няня приняла крольчиху за разжиревшего кролика… Как-то утром, к нашему всеобщему огорчению, в её клетке мы обнаружили замёрзших крохотных крольчат. Как я плакала над ними, а няня корила себя за то, что так обманулась!..

Козлята появлялись на свет божий тоже в зимнюю пору, ближе к Новому году. Из хлева их приносили домой… В большой комнате стояла ёлка. Вокруг прыгали пушистые крольчата, кудрявые, с маленькими шишечками-рожками козлята и мы с Кирой! Носились вкруговую по всем комнатам, скакали друг за другом по столам, кроватям… Няня воевала со всеми!

Часто зимой в посёлке появлялись волки. Около проруби в овраге, куда ходили за водой, почти каждое утро находили останки съеденных собак. Однажды, под вечер, я возвращалась домой одна. Шла не по улице, а задворками, за сараями и увидела волка. Он стоял на пустыре, на пригорке: лобастый, опустив низко голову и поджав хвост… От страха я замерла на месте.

Однажды, под вечер, я возвращалась домой одна. Шла не по улице, а задворками, за сараями и увидела волка. Он стоял на пустыре, на пригорке: лобастый, опустив низко голову и поджав хвост… От страха я замерла на месте.

Волк тоже не двигался. Наконец я с дикими воплями кинулась бежать!..

Кира решил волка подкараулить. Зарядил отцовское охотничье ружьё и сел на крыльцо, напротив сарая, где жили козы… Сидел, скучал, мёрз на холоде. Волка не дождался и пальнул в дверь хлева!

Когда мне было около пяти лет, я превратилась в очень упрямую и своенравную барышню. Препиралась с няней, дерзила маме… Однажды поссорилась с обеими и решила уйти из дома! Мне без возражений собрали мешочек с вещичками и сказали: «Ну что ж, раз тебе плохо с нами, иди!» Я оделась, взяла мешочек, вышла из дома… Дальше крыльца я не ушла! Сидела, плакала и очень себя жалела…

Была, как говорят, «папиной дочкой». Кира больше похож на маму, я – на папу.

Папа был более терпелив со мной. Уложить спать меня мог только папа. Он садился играть со мной в карты и начинал выигрывать. Я сердилась, лезла на него с кулаками, надувалась и отправлялась спать! Вначале укладывала все игрушки, так что для меня места на кровати оставалось очень мало…

Частенько среди ночи падала и шла под бок к папе: «Подвинься, ишь развалился!»

Мыться в баню ходили к старикам-староверам. Дом и хозяйственные постройки у них были расположены под одной крышей и выстроены из почерневшей от времени лиственницы. Двор выстлан тёсом. При холодных снежных зимах это было очень удобно. Не нужно было выходить на улицу, чтобы пройти в хлев, сарай или баню. Мне очень нравилась сумеречная темнота двора, доски под ногами, низенькие двери в дом, крошечная банька… уютные старые люди, такие же кряжистые, приземистые и основательные, как и их дом…

В бане было невыносимо жарко. Не знаю по какой причине, однажды меня мыл папа. После мытья, одевая меня, не мог разобраться с моей одежонкой: где чистое, где грязное? Кое-как натянул на меня что попало, чулочки к лифчику не пристегнул. Я с рёвом, придерживая сползающие чулки, пришла к хозяевам. Была утешена, напоена чаем и приведена в должный вид!..

1 класс школы № 164. Ольга впереди справа (лежит)

У кого-то из Кириных друзей умерла бабушка. Кирюшка пришёл с поминок и рассказывал, что ел там блины. Мне так захотелось блинов, что я начала горько плакать от обиды, что меня не взяли. Тогда Кира говорит: «Лялька, не плачь! У них есть ещё старенький дедушка, когда он умрёт, я тебя обязательно возьму!..»

Голода я не помню. Бог миловал! Мы не голодали, но, конечно, питались очень скудно. Самым большим лакомством был чёрный хлеб с растительным маслом и солью. Почему-то запомнилось, что масло няня наливала на чугунную сковородку, сыпала соль, и мы туда макали хлеб…

Помню рассказ папы о том, как он с одним парнем с фабрики поехал в командировку в леспромхоз. Там их угостили горячим хлебом. Парень съел всю буханку и умер от заворота кишок…

Сразу после войны появились жмыхи, отходы от приготовления растительного масла, и шроты – от приготовления соевого масла. Все дети грызли их как самое большое лакомство. Даже рыбий жир, который нам давали перед обедом, я пила с удовольствием, заедая его чёрным хлебом с солью. Мой двоюродный брат, Андрей Тольский, лил рыбий жир везде, даже в суп!