Array Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

Приблизительно в 1944 или в начале 1945 года, начали поступать посылки из Америки по ленд-лизу. Папе на фабрике выдали (что я запомнила): большую жестяную банку колбасы, серую в мелкую клетку юбку из очень мягкой шерсти, которую я носила, когда уже училась в институте.

Банка с колбасой запомнилась потому, что пустая была выдана мне для игры, и я очень сильно порезала руку о её край. Шрам между указательным и большим пальцами на правой руке у меня остался до сих пор…

Несчастная Россия! В 1990-х годах, в период очередного передела власти, опять, как во время войны, Америка, страны Европы, Израиль… стали присылать гуманитарную помощь: продукты, вещи… Круг замкнулся…

В феврале 1943 года к нам на Новую Лялю, похоронив родителей, из блокадного Ленинграда приехала папина сестра, Анна Андреевна Тольская. Ей было тогда 40 лет, но выглядела она старухой. С опухшими и сочащимися сукровицей ногами, шатаясь от слабости, шла, опираясь на палку. Чулки приросли к ногам. Чтобы их снять, пришлось долго отмачивать. Папа устроил её работать на комбинат браковщицей гильз для снарядов. Придя с работы, тётя Ася забиралась со мной на лежанку русской печки и рассказывала разные истории о том, как маленькая залезала в книжку с картинками и играла с её героями… Она была большая фантазёрка! Я замирала от восторга и допытывалась, как ей это удавалось. Тётя Ася загадочно улыбалась, сияя большими зелёными глазами, и отвечала: «А вот так!» – не раскрывая свою тайну!..

В феврале 1945 года папа был направлен на работу в Финляндию, в торгпредство, в качестве наблюдающего за отправкой оборудования для целлюлозно-бумажной промышленности в СССР. Из Финляндии папа присылал нам красочные открытки с трогательным текстом, которые я бережно храню и перечитываю с любовью и нежностью.

Папа пробыл в Хельсинки полгода. Решался вопрос о продлении командировки и возможности приезда в Финляндию семьи. Однако этого не случилось. Папу отозвали, и поехал в Финляндию кто-то из министерства.

Папино возвращение в нашу нищую жизнь казалось возвращением из сказки! Его рассказы о жизни в Финляндии, симпатия к финнам запомнились с детства. Тёплое отношение к этой стране и её жителям у меня сохранилось и поныне.

Из поездки папа, конечно, привёз всем подарки! Из того, что помню:

– Швейцарские позолоченные часики на изящном браслете для мамы. Когда я была студенткой, мама подарила их мне. Затем их носила моя дочь Аня, но у неё их украли вместе с сумочкой.

– Немецкий патефон с большим количеством пластинок, который был огромной редкостью и мечтой многих в послевоенное время. Он работает до сих пор, но иголки все затупились, новых не достать. Я редко завожу его – боюсь испортить пластинки.

– Набор цветных карандашей и финских ножей разных размеров с рукоятками из карельской берёзы, в тонких деревянных ножнах, которые мы с Кирой раздаривали, теряли, и очень скоро от них остались один воспоминания! Сохранился только один самый большой папин нож. Теперь он у Кирилла.

В апреле 1946 года мы получили разрешение выехать в Ленинград. Поехать вместе с нами папа не смог – задержали дела на комбинате. Сопровождал нас молодой паренёк Вася. Ехали со всем скарбом в теплушке, малой скоростью. Вагон был рассчитан на две семьи. С двух сторон от двери были настланы нары, в середине – печка-«буржуйка». Входили и выходили из вагона по приставной деревянной лестнице, которую поднимали внутрь вагона. С нами ехала ещё одна семья с двумя девочками, одну из которых я случайно встретила в Архангельске, когда была там в командировке. Она меня узнала, хотя мы не виделись почти двадцать лет!..

Ехали очень медленно. Подолгу стояли на полустанках, пропуская военные эшелоны, возвращающиеся с войны. Когда переезжали Уральский хребет, остановились надолго и побежали смотреть ледоход на реке Чусовой. Стояли на горе. Внизу в расщелине неслась река, выталкивая на крутые скалистые берега сахарные глыбы льда, вздымая и громоздя их друг на друга… Светило солнце, сияли брызги воды, лёд… синело небо, свет слепил глаза… и вдруг мы увидели, что состав медленно тронулся! Мама стояла в проёме двери, и отчаянно кричала нам, и махала руками! Мы бросились догонять поезд. Вася по очереди посадил нас на площадку последнего вагона. Весь перегон мама выглядывала на нас из окошка и очень волновалась. Я стояла, прижавшись к стене вагона. Было довольно страшно стоять на открытой со всех сторон площадке. Хорошо, что перегон был небольшим. Состав просто перегоняли с одного пути на другой!

Слева направо: Кирилл и Ольга Тольские, Валерий Корнилов, 1949 г.

После Уральских гор пошла равнина. Проезжали по полям сражений. Всюду стояли развороченные взрывами танки, какие-то искореженные груды металла… Иногда в кинохрониках военных лет показывают кадры, снятые после боёв на Курской дуге. Очень похоже на то, что мы видели из окна своей теплушки. Теплушка была точно такой, в каких возвращались с фронта солдаты, сидя в проёме раздвинутых дверей вагона…

В пути мы, дети, лежали на нарах, прильнув носами к маленькому окошечку, толкаясь и ссорясь за лучшее место. Внизу взрослые варили обед на буржуйке. На станциях бегали за кипятком и за водой…

Нам нравилась такая кочевая жизнь… Всё было интересно и увлекательно. Я не помню, сколько дней мы ехали, но думаю, не меньше месяца…

В Ленинград приехали под вечер в середине мая. Город поразил множеством разрушенных домов, тёмными провалами выбитых окон, камуфляжной окраской зданий, битюгами, запряжёнными в телеги на резиновом ходу, пустыми улицами с редкими прохожими, сумерком белой ночи…

Приехали мы на старую квартиру, в которой жили до войны, ул. Красной Конницы (до революции и теперь – это улица Кавалергардская), дом 20, кв. 14. Наша комната оказалась незанятой. Мебель и рояль, закрытый клеёнкой, сохранились… Где-то я недавно услышала, что в городе сохранились рояли потому, что их невозможно было сжечь. Дерево было так обработано, что не горело в печках-буржуйках. Не хватало температуры разогрева для горения.

Квартира была на пятом, последнем этаже. Потолок протекал, на рояль капала вода, но клеёнка спасла его, он не пострадал. Мама очень дорожила этим роялем. Его прислали ей родители в Ленинград из Козьмодемьянска пароходом.

Первую ночь после приезда ночевали у тёти Лены Тольской, чья семья жила в той же квартире. Они вернулись из эвакуации раньше нас и уже обустроились.

В квартире было пять комнат, вдоль них шёл длинный узкий коридор, в конце которого была кухня с выходом на чёрный ход. В кухне – большая плита, облицованная кафелем, раковина для умывания, столики вдоль стен с примусами, певшими на разные лады. Позднее примусы заменились керогазами и керосинками. Они уже не пели, но коптили немилосердно!