Владимир Познер - Противостояние

Да, мне есть чем гордиться, потому что я самый молодой получил все, что возможно в этом мире, полный соцпакет. А я это должен оправдать. И этот соцпакет — он не в радость уже, а ты идешь, и каждый раз ты должен подтвердить, что ты — именно ты это все заслужил.

Как-то мы сидели с Володей Спиваковым, и Сати, его супруга, стала говорить: «Володя, вот ты не хочешь это играть, не хочешь это играть». Я говорю: «Господи, как я его понимаю». Потому что он сказал: «Я не могу… не сыграть — сыграть я не могу. От этой ответственности, что, не дай бог, не будет одной нотки хотя бы не той». Потому что он — Спиваков.

В. ПОЗНЕР:Это уже не сочинение стихов, это другое, конечно.

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Да. И знаете, когда тебе все в шутку, потому что все-таки молодость — правда, она легче. Я устал не от выхода на сцену, я все это очень люблю. Я устал от ответственности, что я должен подтверждать этот бренд. Я думаю, что каждый большой артист или профессионал вам скажет. Гениальная грузинская пословица — она, кстати, использована у Цагарели в «Хануме», что хороший сапожник — тоже поэт. Говорят: «А плохой сапожник?» — «А плохой сапожник — сапожник. Что о нем разговаривать?»

В. ПОЗНЕР:Чуть-чуть отойдем. Насколько я могу судить, есть три дня в году, которые для дня рождения не подходят. Первый — это день дураков, первое апреля, это ваш покорный слуга. Всю жизнь, естественно, понимаете… Второй — это 29 февраля, когда только раз в четыре года. И затем 31 декабря, когда ты получаешь подарки только за один день. Ты же не получаешь за то и за то. Вы как раз и есть тот случай 31 декабря.

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Видите, как мы встретились за одним столом? Два исключения.

В. ПОЗНЕР:Да, дурак и Новый год. Так вот, скажите мне, пожалуйста, честно или, вернее, серьезно. Как-то на вас повлияло то, что вы родились в канун Нового года?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Мне очень нравится, что очень легко подводить итог и году, и своему году. И второй момент, знаете, это такая лакмусовая бумажка для меня: этот праздник забыть нельзя. Если человек забывает про мой день рождения, я понимаю, как он ко мне относится. Потому что можно забыть любой день в году, но 31 декабря ты не можешь забыть. Мне не нужны фразы, мне не важно, от кого получить подарок. Есть люди, от которых бы мне хотелось просто получить. Но проверяю я регулярно, вспомнили обо мне или нет.

В. ПОЗНЕР:Хорошо. Теперь смотрите, я много читал о ваших родителях, и какая-то путаница. Значит, отца вы почти никогда не упоминаете, вы говорите об отчиме. Но тоже не часто. И очень много о маме. В одном интервью вы сказали (и это напутали), что мама — русская. Я понимаю, что мама — грузинка.

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Нет, мама — грузинка чистая.

В. ПОЗНЕР:Грузинка и так далее. Что папа?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Я не знал, кто он до определенного момента. Это была тайна за семью печатями, потому что, как вы понимаете, я родился на Кавказе. Кавказ — место особое, ребенок должен родиться в браке. Я родился в легальном браке. Если ребенок рождался вне брака, его не могли отдать в детский сад и в школу.

В. ПОЗНЕР:То есть родители должны быть женатые?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Да, обязательно.

В. ПОЗНЕР:Ваши были женатые?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Мои были — да, я родился в легальном браке. Но дальше с того момента, как я помню окружающих меня людей, у меня был отчим. Мне с детства очень четко было поставлено, что это не родной папа, но это никак не отменяет того, что его надо уважать и слушать. Он был очень интересный человек, он был совершенно не из того круга, из которого была мама. Это был очень страшный мезальянс. Мало того, у них была большая разница в возрасте. Мама была старше на 16 лет.

В. ПОЗНЕР:И она — преподаватель?..

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Мама работала уже в тот период, когда родился я, она работала в школе, всегда преподавала физику, иногда астрономию и иногда в вузах принимала, потому что у нее было очень хорошее образование. То, что я знаю — отрывками, потому что очень многое скрыто. До сих пор. Я не интересуюсь, потому что те, кто мог рассказать правду, умерли.

Мама всегда говорила, что бьют не по паспорту, а по морде. И она — человек, который многое перенес… Она очень хорошо помнила и 1937 год, и 1935 и много что в этой стране увидела. Единственное, что знаю, что она была замужем первым своим браком за мужчиной, который работал в Обнинске, и она работала в Обнинске. В документах, которые я получил после ее похорон, нигде об этом не упоминается — нет писем в течение 20 лет, нет фотографий. В ее трудовой книжке как бы она жила-жила-жила, исчезла, а потом опять жила. Потому многие вещи для меня вообще за семью печатями, и я в какой-то момент для себя решил: она не хотела, чтобы я знал. Она даже на смертном одре не призналась. И не надо.

В. ПОЗНЕР:Вы носите ее фамилию?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Да, я ношу мамину фамилию. Вернее, она жила под этой фамилией. С фамилией тоже куча «но». Много таинственного. Потому что она была из хорошей семьи, но под этой фамилией в Советском Союзе лучше было не жить. Потому что, судя по всему, ее папа тоже работал в таких структурах, где не надо было носить хорошую фамилию. И так далее. Есть, конечно, то, что писали в анкетах в Советском Союзе, и это многих приводит в замешательство, потому что это не совпадает с реальной версией. Вот и все. Но мы тогда должны были что-то писать, и мама должна была заполнять эти бумаги.

В. ПОЗНЕР:Вы уже рассказали о том, что ваша мама совершенно не желала, чтобы вы пошли в балет, и что вы грозно ей сказали «так-то и так-то», и вы до чего-то договорились. Где-то я читал, что она сыграла очень важную роль в том, что вы потом переехали в Москву. И даже сказано, что она сделала все для этого. Это что значит, что она сделала все?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Я вам сейчас объясню, Владимир Владимирович. Вы как человек, живший в Советском Союзе, знаете, что было такое положение о национальных кадрах. Вот, я был не национальный кадр. И почему мама еще была против этой профессии? Мы были слишком далеки от элиты, театрально-балетной, где можно было это получить. На этих местах — там несколько мест было от Грузии — учились, естественно, блатные дети, как это всегда с Кавказа, вы знаете, зам товароведа позвонил этому, тому, и так далее. Я шел в общем списке. Потому, когда встал вопрос о приеме… Несмотря на то, что я действительно (вот это я вам говорю уже как неплохой артист балета, проживший немаленькую жизнь в этом искусстве) с точки зрения мальчика, который пришел в первый класс, был вундеркиндом. Потому что там не надо уметь танцевать — там надо было иметь какие-то способности, поднять ногу, вытянуть, строение ноги, пропорции, да? У меня был на тот момент полный пакет.