Владимир Познер - Противостояние

В. ПОЗНЕР:Александр Васильев, который занимается модой?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Модой, да. Его мама была профессором Школы-студии МХАТ и мхатовской артисткой. Они не могут позволить себе учить характерный танец в том объеме, в котором учим мы. А у нас потрясающая система. И они вместо 8 лет учат 5. Это самая важная школа в мире после российской. Весь мир хочет учиться здесь, и платит деньги, едет и учится, чтобы в этой системе вырасти. А мы это почему-то хотим сломать. Если мы это сломаем, мы уже не будем в области классического балета впереди планеты всей. Конечно, мы отстали в том, что называется модерн. Не то что отстали. Мы просто 70 лет жили за забором, мы не знали, что там. Как у Андерсена в «Гадком утенке»: мир простирается до забора, а от забора через пасторский луг. А что за пасторским лугом — никто не знал. Вот мы и узнали теперь. Но мы сразу не можем все взять. И потом те люди, которые ругают наши театры, забывают, что все западные театры (а вы, Владимир Владимирович, должны это точно знать) не репертуарные. Они играют 15 названий…

В. ПОЗНЕР:За исключением, скажем, во Франции одного театра.

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Нет. Он не репертуарный. Он блоками.

В. ПОЗНЕР:«Комеди Франсез»?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Нет, я говорю про балет. Драма гораздо легче. Драма играется одним составом, как правило. В балете их 20.

В. ПОЗНЕР:Да, послушайте. Вы сейчас много раз говорили о загранице. Барышников, Годунов, Нуриев, Тимофеева — самые громкие, можно сказать, невозвращенцы, которые там получили возможность раскрыть свой талант так, как им хотелось, но кроме того, и гораздо больше зарабатывать, чем они зарабатывали здесь. Неужели вас не тянуло? Потому что… Хорошо, вы все-таки жили в такое время уже, когда не было того политического давления, которое было прежде. Но платят же вам чепуху по сравнению с теми?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Я вам так скажу. Что платят нам столько же, сколько им. А разница на сегодняшний день в одном — что у них соцпакет, страховки в отличие от нас очень серьезные. Мы не защищены ни от чего, это правда. Другой момент. Я сейчас о себе говорю. Вы говорили о Барышникове, о Годунове. Тимофеева, во-первых, не уезжала — она уехала уже после того, как закончила танцевальную карьеру. У Годунова ничего не вышло на Западе, к сожалению.

В. ПОЗНЕР:Не вышло. Снимался в кино. Не вышло. Барышников и Нуриев — вот два…

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Да. Но они очень умно распорядились.

В. ПОЗНЕР:Хорошо, но вы не глупее.

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Уже другой был период. И потом Нуриева, вы знаете, помимо того, что, конечно, он великий талант и потрясающий был артист, он был еще потрясающий менеджер. Каждый раз, когда падал интерес к нему (это засвидетельствовано все), он запирался в туалете самолета и начинал кричать, что в самолете кагэбэшники и хотят его выкрасть. Почитайте прессу. Тут же на первых полосах всего мира — опять к нему интерес. Он был гений в этом плане. И он очень правильно распоряжался своей славой…

В. ПОЗНЕР:Хорошо. Тогда проще. Вам никогда не хотелось?..

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Так как мы, я вам сказал, танцевали перед королями, министрами и президентами… Я приезжаю в Америку, во Францию, в Японию, видел всегда три слоя населения — как живет аристократия и политики, потому что приемы, как вы понимаете, нас в дом тогда приглашали, мы были дети Советского Союза. Мы всегда видели эмиграцию, потому что она так или иначе нас приглашала. И уже были свободные времена, перестройка, нам разрешали с ними общаться. И я видел, как живут простые люди, особенно в Америке. Обыкновенные. И я понял одно: что я не хочу быть иммигрантом.

В. ПОЗНЕР:Все, вопрос закрыл. Три коротких вопроса, и постарайтесь коротко ответить. Первое: как вы относитесь к критике, в принципе?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:После того как я почитал, как Кюи писал о Чайковском, омерзительно.

В. ПОЗНЕР:Второе. Как вы относитесь к скромности? Хочу еще напомнить вам, что Пушкин Александр Сергеевич писал о себе: «Я памятник воздвиг себе нерукотворный», то есть можно сказать «Ух, какой нескромный». Как вы относитесь к этому?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Я отвечу вам фразой из одной французской пьесы, что скромность украшает того человека, у которого нет других украшений.

В. ПОЗНЕР:Есть ли роль, которую вы хотели когда-то сыграть, но так и не случилось?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Да. Я думаю, их очень много. Одна из таких — я мечтал, чтобы сделали спектакль «Демон», именно по Лермонтову. Борис Яковлевич Эйфман не захотел делать — он сделал «Падшего ангела». Я его станцевал. Но вот это, именно лермонтовский «Демон» — он меня очень привлекал.

В. ПОЗНЕР:У моего близкого друга Марселя Пруста есть к вам несколько вопросов — постарайтесь на них коротко ответить. Какую черту вы более всего не любите в себе?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Несдержанность.

В. ПОЗНЕР:А в других?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Неопрятность и непорядочность.

В. ПОЗНЕР:Какое качество вы более всего цените в мужчине?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Порядочность по отношению вообще к… К слову «мужчина» порядочность. Извините, что говорю долго, но надо оставаться во всех поступках мужчиной.

В. ПОЗНЕР:А в женщине?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Вы знаете, остроумие. Это скрашивает.

В. ПОЗНЕР:Когда и где вы были более всего счастливы, вы можете вспомнить?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Да. Я очень был счастлив, когда попал в Гранд-Опера, когда первый мой спектакль состоялся. Потому что тогда это был прорыв. 10 лет они не приглашали вообще никого из России, и я был первый, кто приехал.

В. ПОЗНЕР:О чем вы более всего сожалеете?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Сожалею? Знаете, иногда сожалею о том, что я не успел сказать или совершить, наверное, те поступки перед теми людьми, которые ушли. Что я многое допонял потом. Я очень рано всех потерял. Знаете, когда это говорит человек, которому, допустим, 60 лет, — это одно. Но я всех потерял очень рано. Я многое тогда не мог понять — вот это сожалею.

В. ПОЗНЕР:Что вы считаете своей главной слабостью?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Я очень ранимый.

В. ПОЗНЕР:Какой недостаток вы легче всего прощаете?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Прощаю? Я способен простить ложь.

В. ПОЗНЕР:А который никогда не прощаете? Есть такой?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Да, предательство… Подлость — не предательство. Подлость.

В. ПОЗНЕР:Когда вы предстанете перед богом, что вы ему скажете?

Н. ЦИСКАРИДЗЕ:Я скажу, что я старался жить честно. Именно перед богом. Потому что я вырос в очень верующей семье, и мой педагог очень интересно сказал один раз. Он не мог меня заставить в детстве заниматься, иногда не хотелось, потому что я был очень способный, у меня все получалось. И он мне один раз сказал: «Цискаридзочка, тебе так много дал Господь бог, что если ты этим не воспользуешься, Он тебя накажет». Он не знал, что меня этим пугали в детстве. И я так испугался, я так стал стараться. И я часто, сам перед собой такие вещи… Просто я думаю, что есть же какой-то высший суд все-таки.