Юрий Поляков - Государственная недостаточность. Сборник интервью

– Юрий, мы давно с тобой знаем друг друга, не первый раз беседуем. И я заметила, что твои прогнозы – политические и социальные – обычно сбываются… Может, ты ясновидящий?

– Это вряд ли. Я даже не экстрасенс, хотя, по-моему, уже полстраны объявили себя экстрасенсами. Просто я стараюсь видеть и понимать, а не принимать на веру то, что нам пытаются вдолбить в головы вруны с интеллигентной хрипотцой в голосе. И еще я очень доверяю физиогномике. Лицо – зеркало души. Мой близкий друг года три назад просто зациклился на одном видном политике: «Ты послушай, как он правильно говорит! Ты только послушай!» А я ему отвечал: «Ты лучше посмотри на его физиономию. У него же лицо мелкого снабженческого жулика, окончившего университет марксизма-ленинизма». В общем, мы поссорились. Недавно звонит: «Ты был прав! Как пелена с глаз спала…» Для того чтобы она не спадала, ее просто не нужно на себя вешать…

– Хорошо. А какие сегодня у тебя прогнозы? Как ты оцениваешь ситуацию в стране?

– То, что происходит сейчас в России, можно определить есенинской строчкой: «Еще закон не отвердел». Отсюда все наши беды. Но парадокс заключается в том, что закон и не может отвердеть, потому что тогда по нему придется отвечать. Кому-то – за непродуманные экономические акции, приведшие к пауперизации и даже «папуасизации» большей части населения. Кому-то – за поспешные политические решения, обернувшиеся удручающими территориальными потерями. А кому-то – за то, что даже не перепутали государственный карман с собственным, как говаривали при социализме, а попросту приватизировали этот самый карман…

Чтоб стало совсем ясно, проведу прозрачную аналогию. Часто изумляются, как это большевики все-таки победили – столько ведь врагов было! А победили они во многом потому, что знали: если придется отвечать за содеянное – Брестский мир, убийство царской семьи, красный террор и т. д., – то головы не сносить. И они легли костьми, но добились: не они отвечали перед страной, а страна – перед ними. Собственно, это и было реальным политическим содержанием метафоры «диктатура пролетариата». Ситуации очень схожи. Да и вообще, мы снова являем миру свой особый путь: у нас тот, кто страну в хаос ввергает, сам же потом, строго покрикивая, порядок наводит. У нас, как правило, Альенде и Пиночет – одно и то же лицо…

– А как ты относишься к нынешней политической борьбе, к методам, которыми она ведется?

– Она напоминает мне дуэль на автогенах в пороховом погребе… Кажется, Черчилль в свое время сравнил политическую борьбу в СССР со схваткой бульдогов под ковром. Теперь они выскочили на ковер, сокрушили весь хозяйский хрусталь, мебель, пару стен повалили, того гляди – крыша рухнет. Конечно же просто необходимо ввести мораторий на действия, наносящие ущерб державе. Но, разумеется, и оппозиция должна в своей критике властей соблюдать деликатность. Нельзя же, в самом деле, походя бросаться такими обвинениями, как «агенты влияния» или «американские шпионы». Такие вещи доказывать нужно! Не доказал – судят тебя за клевету. Доказал – судят агента за влияние.

И еще одна историческая аналогия. Совсем недавно все удивлялись, как это Сталину удалось убедить народ, что вчерашние соратники Ленина – вражьи шпионы?! Теперь многое стало понятнее: вряд ли люди, еще помнившие «проклятый царизм», воспринимали словосочетание «соратники Ленина» в качестве безусловной похвалы. А вот слова «враги, шпионы, вредители» давали хоть какое-то внятное объяснение бесконечным измывательствам над страной. Нынешним политическим активистам надо бы призадуматься даже не над тем, что «непримиримые» все чаще стали обвинять их в шпионстве, а над тем, что нищающий обыватель все охотнее и охотнее подхватывает это обвинение. Впрочем, словосочетание «противник реформ» – это тоже всего лишь привал на пути к словосочетанию «враг народа»…

– Где же выход?

– А выход, по-моему, в том, чтобы к управлению страной пришли люди, для которых экономическая реформа – это реформа, а не палка, которой отбиваются от политических соперников. Второй конец палки, и гораздо больнее, всегда ударяет по народу.

– А разве есть такие люди? Что-то не видно!

– Поразительно, но средства массовой информации умеют заморочить голову даже самим работникам средств массовой информации. Помнишь, у Марии Мироновой была замечательная юмореска? Дама служила радиодиктором в ГУМе и, объявляя: «В четвертой секции поступили в продажу импортные сорочки…», бросала микрофон и тут же сама бежала за этими сорочками. Кстати, Гурнов, Флярковский, Цветов, Ростов и другие, работающие ныне не в самых слаборазвитых странах, чем-то напоминают мне этот персонаж Мироновой.

А если говорить о мифе про отсутствие новых политиков, то лично мне это очень напоминает уловки опостылевшей жены, которая долдонит мужу, что все остальные женщины страхолюдины. Авось поверит и не разведется… И если в телерепортажах не выбирать специальные ракурсы, при коих даже сократовский лоб выглядит неандертальским, и если не выхватывать из выступлений звуки, напоминающие бурчанье в животе, то даже совершенно неискушенные люди очень скоро увидят этих новых политиков.

– Ну хорошо, в политике все плохо. А в литературе?

– А в литературе, как выражается нынешняя молодежь, вообще – вилы. Третья историческая аналогия. Вскоре после Октябрьского переворота начался так называемый «кафейный период» отечественной словесности. Назывался он так потому, что в разоренной Гражданской войной России книги почти не выходили, и голодные писатели собирались в нетопленых кафешках и читали друг другу романы, поэмы, статьи, пьесы… Слава богу, сейчас социально-политическое противостояние еще не обернулось гражданской войной, а экономическая неразбериха – разрухой. И лотки завалены свежеотпечатанными книгами. Тем не менее наша современная литература сейчас переживает второй «кафейный период». На заваленных счастливыми проститутками лотках современных авторов вы почти не найдете.

У писателей есть известное профессиональное выражение – «писать в стол». В годы всемогущества цензуры в стол писали десятки литераторов. Их не печатали по идеологическим соображениям. Моя повесть «Сто дней до приказа» пролежала в столе семь лет, «ЧП районного масштаба» – пять. И это далеко не рекорд. Сегодня писателей не печатают по экономическим соображениям и в стол пишут сотни авторов! Причем я имею в виду не идеологически выверенных бездарей, набившихся в литературу в годы застоя (они-то прекрасно устроились и уже взахлеб обслуживают новую идеологию), я имею в виду серьезных, талантливых писателей.