Юрий Поляков - Государственная недостаточность. Сборник интервью

Однако даже и это можно объяснить и понять. Писатели, шире – деятели культуры, как социальный слой, входили в правящий класс, в номенклатуру, обеспечивавшую устойчивость режиму. Отсюда их относительно устроенная жизнь при социализме, отсюда же и активное участие деятелей культуры в борьбе с партмаксимумом, о чем мы уже говорили. Но теперь, когда правящий класс формируется не из «групп поддержки и скандирования», а из предпринимателей и обеспечивающих их политиков и чиновников, творческий работник резко снизил свой социальный статус, а значит, и уровень жизни. Отсюда эти метания, это желание любой ценой доказать свою ценность, свое право на место у кормила и у кормушки… Конечно, я говорю не о всех, всегда есть люди, продолжающие честно служить отечественной культуре. Но ситуация усугубилась тем, что в страну после демонтажа остатков железного занавеса хлынула западная, более «товарная», но чаще всего низкопробная массовая культура…

– Поговорим об этом подробнее.

– Взгляните на нынешние книжные прилавки – современных писателей, российских, почти нет. Их издавать невыгодно. Причем я имею в виду не бездарей, которых достаточно в литературе при любом режиме, а талантливых писателей, которых еще недавно читали, обсуждали, покупали… Разве они стали хуже писать? Нет. Скорее люди стали хуже читать. Вкус к серьезной литературе, во многом определяющей лицо общества, прививается десятилетиями, а разрушается очень быстро. Эстетический вкус, как и физическое здоровье, – национальное богатство. Нет, я не ханжа и не вижу катастрофы в том, что подросток в период созревания «основного инстинкта» будет читать «Эммануэль». Доставали и читали в самые пуританские времена. Катастрофа, если он так и не узнает, что есть еще, оказывается, «Митина любовь», «Суламифь», «Крейцерова соната» – про то же, да не так же…

Иногда можно слышать: подумаешь, нет современной литературы, с нас классики достаточно! Глупости! Ведь нынешняя классика была когда-то современной литературой, и, значит, мы лишаем наших детей не только природных ресурсов, но и будущей классики.

Покидая социалистические кущи, мы, подобно неопытным переселенцам, все нажитое побросали на старом месте: мол, на новом-то всего будет навалом… Дудки! В самом деле, кому мешала государственная поддержка издательств при невмешательстве в тематическое планирование? Кому мешала самая лучшая в мире система подготовки творческой молодежи? Кому мешала система пропаганды литературы: она бы и сейчас смогла противостоять неразборчивому диктату книжного рынка. Ведь об «умном» рынке по отношению к книге могут говорить всерьез только очень неумные люди. И вот ирония истории: все это происходит именно тогда, когда к власти пришли люди вроде бы с литературными наклонностями, даже подарившие нам новый литературный жанр – мемуары быстрого реагирования.

– Все так мрачно.

– Что касается писателей, увы, да. Кажется, скоро рухнет, не выдержав новых экономических условий, последний оплот – Литфонд, просуществовавший более ста лет. В книжном деле – и Международный конгресс в защиту книги это показал – жуткое количество проблем! Но есть и приятные факты. Например, люди, которые в пору книжного бума, заваливая страну гнилыми запретными плодами, заработали миллионы ныне, не удовлетворенные прибылями, как папаша Корлеоне, переносят свои интересы в иной бизнес – в ту же торговлю алкоголем. И продолжают травить и ослеплять людей, но уже не в духовном, а в прямом физиологическом смысле. Заметнее стали издатели, пытающиеся продолжать замечательные традиции Сытина и братьев Сабашниковых, но им очень трудно.

Кстати, на конгрессе в защиту книги много говорили и о том, что наша страна до сих пор не присоединилась к Флорентийскому соглашению, благодаря которому книги путешествуют по миру, так сказать, без границ. Наоборот, в рамках СНГ городятся все новые препоны, в том числе для книг на русском языке, иные руководители отдельных суверенных государств в отместку за явно преувеличиваемую ныне русификацию «времен застоя» теснят не только политические, но и культурно-духовные права тех, кто думает по-русски. За это, конечно, придется расплачиваться, и даже скорее, чем кажется, ибо насилие над чужой культурой очень быстро делает вчерашних добрых соседей непримиримыми врагами…

Но это только одна грань важной и сложной проблемы, ее-то я и хочу коснуться, заканчивая наш разговор. Победа революции в Российской империи дала толчок классовым битвам и противостояниям, под знаком которых прошел почти весь XX век. Пример одной шестой части суши заразителен. Глубоко замечено, что, быть может, Россия существует и для того, чтобы дать миру какой-то поучительный урок. Я всегда полагал, что таким уроком стала саморазрушительная борьба за социальную справедливость любой ценой. Но, судя по всему, намечается второй урок. Не дай бог, XXI век пройдет под знаком саморазрушительной борьбы за суверенитет любой ценой! Это будет ЧП мирового масштаба.

Его можно сравнить со снайпером, умеющим точно выбрать цель и вовремя нажать спусковой крючок. Я имею в виду способность Полякова в нужный момент сказать именно о том, что особенно остро волнует общество. Чего это стоило писателю в не столь отдаленные времена, как удавалось пробивать стену идеологических запретов – тема особая, как, впрочем, и вопрос о его отношениях с критикой, периодически бросающей упреки в конъюнктурности, легковесности. Находясь в столь «интересном» положении между молотом не очень доброжелательной критики и наковальней военно-партийной цензуры, писатель сделал ставку на «третью силу» – на читателя. И не ошибся. Я имею в виду резонанс, который вызвали повести «Сто дней до приказа» – о неуставных отношениях в армии, «ЧП районного масштаба» – о неуставных (или уставных?) отношениях в среде партийно-комсомольской номенклатуры. Успехом пользовались и снятые по ним фильмы. Не прошли незамеченными и другие работы Полякова – «Апофегей», «Парижская любовь Кости Гуманкова». И вот очередное, на удивление своевременное попадание. И почти в яблочко: антиутопия «Демгородок», где речь идет о государственном перевороте, напечатана прямо накануне сентябрьско-октябрьских событий, потрясших страну.

– Юрий Михайлович, как вы пришли к мысли построить «Демгородок» – в ходе тщательного анализа ситуации в стране, моделирования возможных вариантов развития событий или же это результат предвидения, творческого озарения?

– «Демгородок» я начал писать в августе 91-го, а последняя редакция для отдельного издания после публикации в восьмой книжке журнала «Смена» пришлась как раз на конец сентября – начало октября 93-го. Почему это антиутопия? Почему это книга о военном перевороте в России? Да потому, что второй раз за одно столетие мы крикнули нашей действительно не шибко скачущей птице-тройке: «Ах ты, волчья сыть! Травяной мешок!» – и снова погнали ее по смертоносным ухабам навстречу приснопамятным великим потрясениям!