Юрий Поляков - Государственная недостаточность. Сборник интервью

– А зачем ее было излавливать? Я был юношей, сформированным тогдашней системой военно-патриотического воспитания, романтическими кинофильмами и книгами про ратный труд. И вот я попадаю в реальную армию – с показухой, с дедовщиной, а журналисты, писатели, режиссеры об этом помалкивают… Я просто не мог не написать об этом по возвращении. Тогда еще существовала прекрасная иллюзия: если зло выставить на свет всеобщего обозрения, оно исчезнет, лопнет, как упырь, задетый солнечным лучом. Наивное время! Сегодня мы владеем самой мрачной информацией даже о тех, кто вершит наши судьбы, а зло от этого нашего знания только жиреет, точно хряк от гормональных добавок.

Я написал «Сто дней» в 1980 году. Опубликовал только в 1987-м. Но повесть не лежала в столе, а ходила по самым высоким инстанциям. В том же ГлавПУРе было немало сторонников ее публикации, но будущий пламенный борец с застоем генерал Волкогонов сказал «нет». Я, кстати, заметил: чем кондовее был человек при советской власти, тем беспощаднее он теперь борется с ее призраком. Мне настойчиво предлагали передать повесть за границу. Но я убежден: о проблемах своего Отечества вещать «из-за бугра» неприлично. Исключение составляют случаи, когда людей насильно выдворяют с Родины.

Наконец повесть вышла, было много шума. Мне даже позвонили из Верховного Совета и предложили возглавить газету «Красная звезда». Говорю в шутку: «Я по званию не подхожу – рядовой запаса, а должность генеральская…» Они отвечают: «Ничего, это наши проблемы. Надо им там, в газете, всем показать!» Разумеется, я посмеялся и отказался. Но ничего в этом смешного не было, потому что именно по такому принципу, «надо им там всем показать!», сформировалась новая кадровая политика. И это одна из причин того бедственного положения, в котором теперь оказалась страна в целом и армия в частности. Дедовщина стала еще страшней, добавилась бескормица, а низкая боеготовность просто вызывает оторопь. В общем, «показали». А «Сто дней до приказа» входят теперь в школьную программу…

– Ты близок к телевидению. Почему там такая серость и предвзятость: иных пущать, а иных не пущать…

– Телевидение нынче идеологизировано не меньше, а может быть, и больше, чем в прежние времена. Просто на смену Главлиту пришли большие деньги, а это цензура похлеще. Заметьте, с экрана почти исчезли все самостоятельно думающие люди, потому что они категорически не согласны с тем, что творится в стране, а «говорящим головам» наплевать на все – лишь бы платили. Об академике Рыбакове вспомнили лишь тогда, когда ему исполнилось 90 лет. Мол, это надо же – дожил! А ведь, наверное, мысли великого историка о современности поинтереснее жизнерадостного лепета Егора Гайдара. А удаление из эфира прозревшего Солженицына? Представьте себе Льва Толстого, которому отказывает в публикации, скажем, журнал «Нива»?

– Меня, например, просто бесит, когда с многомиллионной трибуны искажают русский язык. Ну ладно бы только наши руководители говорили малограмотно, а то ведь и дикторы, ведущие, журналисты…

– Причина та же: главное, чтобы думал по-нашему, а говорит пусть как хочет. После революции культурой целых губерний руководили недоучившиеся гимназисты. Главное – проводить линию партии. Чем закончилось – известно. Да, сейчас церкви восстанавливаются, а не взрываются. Но одновременно взрывается нечто, не менее важное для национального самосознания… Конечно, все это восстановится со временем – ведь отучили же дикторов вещать с англоязычной интонацией и без конца употреблять словосочетание «эта страна». Я сам не одну протестующую статью написал. Но на сегодняшний день, по-моему, телевидение – это не окно в мир, а по большей части – террариум, вмурованный вместо окна в глухую стену…

– Юрий Михайлович, наша беседа будет опубликована в газете МВД России «Щит и меч», поэтому мы просто не можем обойти молчанием такое явление, как преступность. Почему она приобрела столь грозный размах?

– Мое мнение тут не отличается оригинальностью. Гарант законности – государство, именно поэтому оно имеет моральное право спросить за нарушение закона и покарать виновного, вплоть до лишения его жизни. А что делала наша власть в минувшие годы? Она сама совершала преступления. Сильно сказано? Постараюсь доказать. Разве обобрать собственное население в ходе шоковых реформ – это не преступление? Разве расстрелять во имя укрепления демократии законно избранный парламент – это не преступление? Разве сначала вооружить чеченских сепаратистов, а потом развязать бездарную войну на собственной территории – не преступление? Увы, наша сегодняшняя власть не имеет морального авторитета для борьбы с преступностью, а организационные и материальные трудности – это лишь следствие…

– Насколько мне известно, эти проблемы ты затрагиваешь в своей новой книге «Небо падших»?

– О новом классе, формировавшемся зачастую криминальным образом, с молчаливого согласия власти, написано много. Но это в основном «крутые» детективы, где есть энергичные персонажи, но почти нет живых людей. Мне же прежде всего интересна не внешняя атрибутика: дорогой костюм, длинноногая секретарша, роскошный джип, крутые разборки с пальбой. Мне интересно то, что внутри, в душе тех, кого принято называть новыми русскими. Что внутри у человека, который за несколько лет из нищего младшего научного сотрудника превратился в миллиардера? Что внутри у неглупого человека, ведущего свой бизнес между Сциллой недоношенного постсоветского закона и Харибдой крутой уголовщины? Что внутри у человека, который на свои деньги может купить гарем, но любви, как это ни банально, купить все равно не может?

Я считаю, хватит новым русским быть героями развлекательного чтива. Они достаточно интересное и важное явление для серьезной литературы. Уже опубликованы отрывки из моей повести в газетах, и на меня посыпались упреки: «Почему столько сексуальных сцен?», «Почему так неприглядно выведены высокие государственные чиновники?», «Почему у Полякова наша нынешняя жизнь выглядит неким клубком змей?». Что я могу ответить… Я считаю себя писателем-реалистом, и моя задача – как можно достовернее изобразить окружающую нас действительность. Я не виноват в том, что в нашей нынешней жизни столько гнусностей.

– А как определить жанр твоей новой повести?

– Сложно. Скорее всего, это история любви с элементами детектива и политической сатиры. Вещь во многом документальная, и кое-кто из сильных мира сего себя в ней узнает…

– Не боишься?

– Властей бояться – в литературу не ходить. Полностью повесть выйдет в августе в издательстве «ОЛМА-Пресс», недавно выпустившем и собрание моих сочинений в трех томах…