Array Коллектив авторов - Дорогая редакция. Подлинная история «Ленты.ру», рассказанная ее создателями

Эту игру на сломе стилистических барьеров удавалось вести долго. Мы с Игорем люди противоположных темпераментов и интересов, но первое время, что мы на пару писали в твиттер – а это длилось где-то год-полтора – многие не догадывались, что это вообще делают разные (тем более – такие разные) люди. Работала центробежная сила стилистической личности, которая любое твое слово окрашивало в дерзкую интонацию, свойственную только «Ленте. ру».

Чего только не происходило за эти месяцы – лавина внутренних ленточных слов хлынула в русский интернет-язык. Игорю, настоящей звезде русских социальных медиа, здесь больше есть что вспомнить – а я лишь скажу, что до сих пор вздрагиваю, когда встречаю в письменной речи чужих людей выражение «на самом деле нет» без даже подразумеваемых кавычек. (Оно родилось все из того же диалектического противоречия – желания и пошутить, и инфоповод отразить. Я скаламбурил относительно заголовка новости, а чтобы было понятно, что новость все-таки про другое, добавил: «На самом деле нет». Видит бог, больше одного раза так делать я не собирался – это все русский народ.) Благодаря Пашке Борисову «жвачное ушло» вышло на Болотную площадь; широкие народные массы быстро познакомились со всеми этими котухами и котанами, собаченьками и всеми остальными словами на -еньк. Дошло до того, что в 2013-м мне удалось серьезно протащить «лисиченьку» на главную страницу «Ленты. ру».

Вообще, силу влияния главной страницы «Ленты. ру» на наш повседневный язык еще предстоит оценить. «Лента» только наполовину принадлежала официальной, письменной, монологичной культуре традиционных СМИ, а на вторую половину – устной, социальной, многоголосой, неофициальной и неподцензурной культуре Интернета. Можно быть уверенным, что попадание мема или жаргонизма на передовицу «Правды» (типа того, да) частично легитимизирует его, приближает маргиналию к центру стилистической системы языка. Сколько раз «Лента» печатала слово «упоротый» (понятное дело, лис) – не сосчитать. Я никогда не забуду, как однажды засомневался, существует ли некое слово в русском языке или оно мне почудилось; прежде чем употребить его в новости, я забил слово в «Яндекс» и поисковик показал – да, слово встречается кое-где… а именно в другой новости на «Ленте. ру». Стоит ли говорить, что ту, старую, новость писал тоже я? Таким образом я не только внес новый элемент в лексическую систему русского языка, но и проверил себя по самому себе, как по словарю. Легко себе представить, как сторонний и ни в чем не повинный человек сам решит проверить несуществующее слово, увидит его на авторитетном новостном сайте и легко впустит в свой язык.

Новостные заголовки «Ленты» писались на особенном искусственном языке. Для пущей строгости был придуман формальный принцип: как объясняли для тупых, заголовок должен быть без запятых и без «не». На самом деле это значило, что в нем не должно быть сложносочиненных и сложноподчиненных предложений, а заодно и глаголов в несовершенном виде (заголовок «Немецкий биограф выяснил, зачем Гитлер сбрил усы» был разрешен в виде большого исключения). Это настоящая боевая проверка редактора: ограничивая себя в средствах, представь инфоповод адекватно и одновременно «продай» новость выгодно – так, чтобы на нее обязательно кликнули. В результате искусственно наложенных языковых ограничений иногда рождались монстры вроде «Янукович отказал Тимошенко в поддержке избирателей Тигипко» («Лидер Партии регионов Виктор Янукович 21 января заявил, что не верит в способность премьер-министра Юлии Тимошенко заручиться поддержкой тех людей, кто в первом туре президентских выборов голосовал за других кандидатов» – а, так вот в чем дело). Но в условиях творческой стесненности рождались и шедевры («Ющенко с болью вернется в ненавистную политику»). Не знаю, кто в 2007-м сочинил заголовок «Депутат Госдумы пополнил зоопарк Кадырова», но он точно гений. Я хотел бы, чтобы кто-то из лингвистов уже сейчас занялся вопросом, как эти языковые колодки деформировали язык русского новостного заголовка: за «Лентой» следили все, а многие мои бывшие коллеги, перейдя поневоле в другие СМИ, выдерживают ленточный стиль.

Внутренняя неоднородность общеленточного языка больше всего сказывалась на отдельных его носителях – что уж там, люди у нас работали непростые. Ярче всего это было видно на примере Лены Аверьяновой («веселого редактора Ленки»), хозяйки рубрики «Из жизни».

Ей – а вслед за ней и всем нам – оказалось естественно сочетать мимими-язык (пуховки, совушки, котухи, и прочие лосики-в-носу-волосики) с брутальным. Как-то мы с ней вели онлайн с церемонии бракосочетания британского принца Уильяма и Кейт Миддлтон, и чтобы приблизить желанный момент ритуального поцелуя перед подданным, Ленка сурово скомандовала новобрачным: дичайше ломитесь на балкон! – позаимствовав слова у Сергея «Паука» Троицкого из «Коррозии металла».

Важной составной частью языка российского журналиста является, как многие, конечно, догадались, русский мат. Нас это касалось в полной мере. Я пришел в редакцию сразу из аудитории филфака. Проработав полгода-год, я явился на семинар послушать доклад и явственно услышал, как у меня в мозгу с гулом катаются бильярдные шары: я понял, что не могу сказать ничего так, чтобы ученые стены не содрогнулись. Мне в результате пришлось клеить себе на монитор наклейку с напоминанием: «Кирилл, не матерись!» – чтобы немного остановить свое движение навстречу чуждому мне психотипу. Тем не менее мат выполнял много важных функций в коллективе: это и экономия времени, и уравнивание людей на разных этажах иерархии в условиях общего дела, и – как и знаменитый показной цинизм – борьба со стрессом, который хороший журналист испытывать просто обязан. (Нам с Белкиным выпало «уронить», как он говорит, все высшее руководство Польши во главе с президентом Качиньским; вряд ли у нас были рабочие смены задорнее и триумфальнее, но, выйдя вечером из редакции, мы с Игорем были в таком эмоциональном шоке, что неожиданно друг для друга обнялись в метро и разъехались по своим.) Мат в экстремальных условиях оказывается как будто бы ГОСТом: еще одним доказательством, что работаешь на пределе возможностей. Журналистские коллективы, где народная брань не в чести, доверия не внушают: как они собираются быть честными с читателем, если в бытовом общении не матерятся? Серьезное же отношение к предмету «Лента» доказала, опубликовав знаменитое запрещенное интервью с филологом Игорем Пильщиковым о происхождении обсценной лексики (до сих пор горжусь, что подогнал Андрюхе Коняеву из отдела науки квалифицированного собеседника).

Мат внутри редакции принимал необычные формы: необходимость компромисса между эмоциональностью и пристойностью рождала эвфемизмы «жеваный крот» или «кованый стыд» (это, по-моему, Саня Поливанов). Счастливо найденное спортсменом Андрюхой Мельниковым слово «крах» потеснило в ленточном идиолекте общерусское «пиздец». У отдела культуры последний год существования была своя игра: пятница объявлялась днем культурного хамства (помимо того что во всей редакции она с незапамятных времен была официальным днем межнациональной розни). Как-то мы обнаружили, что послать ошибающегося человека нах*й в подобающей ситуации «Лента» нас научила, однако хамить пристойно, но обезоруживающе естественно мы, увы, не умеем: слишком интеллигентны. Первый пример мне подарил таллинский друг: местные русские, убеждая трамвайного попутчка в неправоте, используют иногда емкое выражение: «Бред не говори!» Пошло-поехало: по пятницам мы стали приходить с уловом и практиковать друг на друге выражения «Тебе какое беспокойство?», «Нормально нельзя сказать?», «Ты интересный такой», «Поучи меня еще», «Я рад, что ты рад», «Сам не сдохни» (в ответ на «будь здоров»), «Русский час – 60 минут» (в ответ на «сейчас») и многие другие.