Кейтлин Моран - Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки

Феминизм не должен давать никаких поблажек материнскому инстинкту. Кого я могу произвести на свет, и что мои дети могут дать человечеству – в XXI веке уже нельзя так ставить вопрос. Правильная постановка вопроса: кто я, что я хочу сделать?

А вот и бонус: решив остаться свободной, неоплодотворенной и на высоте своих творческих возможностей, Кэз всегда может посидеть с моими детьми. Я собираюсь подарить ей внутриматочную спираль на Рождество.

Знаете, что дает мне надежду на будущее освобождение женщин? Взлеты и падения некоторых культовых фигур феминизма, которые я наблюдаю в последние несколько лет. Очередная глава феминистского движения, во многом существующая только на страницах, посвященных светским сплетням в глянцевых журналах, медленно, но верно затвердевает в своей нелепой форме.

Наряду с женской эмансипацией и женщинами-политиками, предпринимателями и художниками, наконец обретающими подлинное равенство, культура знаменитостей – это платформа, на которой мы сегодня исследуем и обсуждаем жизнь, социальные роли и чаяния женщин. Деятельность таблоидов, журналов и Daily Mail в соединении с ежедневной работой почты превращают жизнь и карьеру нескольких десятков женщин в нечто среднее между мыльной оперой и ежедневным уроком нравственности. У этой деятельности есть как хорошая сторона (как-никак это отклик на громадную потребность понять, кто же она, современная женщина), так и плохая: подразумевается, что медийные персоны не в состоянии написать собственные комментарии, самостоятельно проанализировать этот вопрос. Именно поэтому каждая уважающая себя современная феминистка интересуется сплетнями о знаменитостях: в этом поле и формируется сегодня наше восприятие женщин. Во всяком случае так я оправдываю покупку журнала OK!

Итак, мы не можем похвастаться женским вариантом Филипа Рота, досконально исследующего старость, смерть и желание. Зато у нас есть истории таких «пантер», как Деми Мур, Ким Кэтролл и Мадонна, встречающихся с молодыми мужчинами и обретших «вечную юность» в кабинете пластического хирурга. Пусть у нас нет и женских ипостасей Джея Макинерни или Брета Истона Эллиса – молодых, талантливых и вконец сорвавшихся с катушек, – но есть Линдси Лохан, Бритни Спирс и Эми Уайнхаус, ставшие знаменитыми абсурдно рано и погубившие себя в череде дурных компаний и вечеринок.

Пока массмедиа бесконечно смакуют светские скандалы, мы формируем собственное мнение как о самих знаменитостях («Чертова идиотка. С ужасными волосами!»), так и о том, как к ним относится пресса («Сколько можно нести это мерзкое патриархальное дерьмо ? Мне до смерти хочется, чтобы у Жермен Грир был пистолет!»). Пока художники не создали надлежащий канон женского совершенства, нам приходится взамен довольствоваться сиюминутными снимками папарацци.

Пожалуй, самой заметной фигурой – во всяком случае на сегодняшний день, еще не дождавшийся пятой волны осмысления феминизма, – стала Кэти Прайс [41], она же Джордан, воплотившая в итоге целый комплекс женских проблем. С точки зрения ценностей капиталистического общества Прайс, несомненно, успешная деловая женщина – благодаря торговле своей личной жизнью. Она влиятельна – но добилась влияния с помощью навязанного женщинам извне устаревшего понятия о женской сексуальности. И она независима – но загнана в определенные границы, где о ней судят по ее резонансным связям. Несколько лет назад центральные газеты всерьез преподносили Прайс как икону феминизма – я подозреваю, просто-напросто потому, что она до потери пульса заморочила культурных обозревателей. Она показывает грудь – но и выпускает линию постельного белья. Что это вообще такое ?

Я тоже была журналисткой центрального издания, которой редакция поручила выяснить, действительно ли Кэти Прайс – подходящая ролевая модель феминистки. В 2006 году я провела почти неделю в общении с ней, чтобы написать статью для журнала Elle . И в итоге пришла к выводу, что с огромной и неподдельной радостью предпочла бы иметь дело с варанами, чем с Прайс. В первый раз я встретилась с ней на фотосессии для статьи. Она сидела перед зеркалом и в качестве приветствия улыбнулась мне, не разжимая губ, хотя это скорее всего из-за ботокса, не говоря уж о том, что ее глаза не улыбались.

– Я вот что хочу сказать, – произнесла Прайс. – Мне хотелось бы сняться в рекламе туши для ресниц. Все ролики, которые показывают по телевизору, фальшивые – в них используются накладные ресницы. Но у меня настоящие . Вот чего я хотела бы, – повторила она, вложив в устремленный на меня взгляд невысказанное требование «не забудьте упомянуть в статье о моем желании рекламировать тушь».

И прикоснулась кончиками пальцев к ресницам, чтобы показать мне, насколько они хороши.

Через пять минут ее менеджер Клэр Пауэлл отвела меня в сторону.

– Мы думаем, что следующим шагом в карьере Кэти должна быть реклама косметики, продвижение продуктов для макияжа, что-то вроде этого. Вот куда мы движемся.

Но пока речь шла о ее ресницах, Прайс хотя бы было что сказать. В течение следующих трех часов, проведенных в студии, все мои попытки втянуть ее в разговор провалились. Книги, проблемы сегодняшнего дня, кино и телевидение – на любой вопрос Прайс просто пожимала плечами. Когда я спросила, что она делает в свободное время, она почти на минуту погрузилась в молчание, и ее менеджеры предложили собственный вариант: ей-де нравится украшать кристаллами Сваровски бытовую технику – например, пульт дистанционного управления.

Стало совершенно ясно, что за исключением книги, которую она «написала», таких животрепещущих проблем современности, как продажа эксклюзивного права на освещение ее свадьбы за миллион фунтов и телешоу с ее участием, Прайс абсолютно ничем больше не интересуется. Ее мир состоял исключительно из самой себя, ее линии товаров в розовом цвете и неизменного полукруга папарацци, ежеминутно фотографирующих эту бесконечную историю. Неудивительно, что у нее такие пустые глаза – ей не о чем думать, кроме самой себя. Она как уроборос – мифический змей, вечно пожирающий свой хвост.

Возможно, из-за этой прибыльной одержимости собственной персоной она все время нашего с ней общения казалась просто отталкивающей. Тогдашним своим мужем Питером Андре она помыкала будто жалким щенком, нагадившим в ее лучшие туфли. Каждое ее действие сочилось усталым презрением – как будто носить платья, ездить в автомобилях и общаться с людьми кажется ей настолько дрянным времяпрепровождением, что необходимость до этого снизойти приводит ее в ярость.