Кевин Сайтс - Синдром войны. О чем не говорят солдаты

В перерывах между перестрелками солдаты 3-го взвода, как и любые другие солдаты, чистили оружие, играли в карты, валяли дурака. Я наблюдал, как они подшучивали друг над другом, иногда не совсем безобидно. А в какие-то моменты вдруг становились легкоранимыми, невинными школьниками, какими почти все они были всего год или два назад. Но потом они делали то, о чем я писал в статье, опубликованной на сайте MSNBC.com:

«Один солдат передает другому клочки разорванного американского флага. На них ручкой написано: «Грязь за грязь». Это своего рода визитные карточки, которые они собираются оставить на трупах врагов, несанкционированный акт устрашения. Чтобы армия Муктады ас-Садра знала, с кем имеет дело. Он же рассказал мне, как однажды шиитский боевик выскочил из боковой улицы и начал палить из АК по американскому танку. «Мы видели, как башня танка развернулась в сторону боевика и выстрелила. В парне вот такая дырка получилась!» Он показывает руками размер «дырки» — не меньше суповой тарелки».

У Отона, как я заметил, на ремне висела какая-то цепочка, другой конец которой был спрятан в кармане камуфляжных штанов. Я попросил показать, что на ней. Он вытащил цепочку из кармана и продемонстрировал маленькую книжку. Он раскрыл ее и начал листать справа налево. Страницы были испещрены арабской вязью. Это оказался миниатюрный Коран. Отон объяснил, что это подарок его девушки-турчанки, с которой он познакомился в Германии, где базировалось его подразделение.

Конечно, в том, что американский солдат, христианин, в бой против мусульман берет с собой Коран, была определенная ирония. Но больше меня удивило то, что Отон полностью игнорировал все насмешки сослуживцев по этому поводу. Военные часто возят с собой талисманы, и Отон верил, что Коран приносит ему удачу. В его поведении чувствовалась уверенность человека, который не должен никому ничего доказывать и уж тем более — объяснять причины своих поступков. Но он вполне откровенно общался с теми, кому это было интересно. И я спросил у него, как он относится к убийствам, которые ему пришлось совершить.

«Когда я попал сюда, оказалось, что нажать на спусковой крючок не так сложно, как я думал. — Мы сидели в его машине с открытым люком. — Может быть, только в первый раз. Тогда я подумал: «Надо же, я убил человека, а может быть, это был обычный человек, он просто защищал свою семью!» Но потом говоришь самому себе, что нет, он же бегал тут с автоматом и стрелял в нас. И все. Все забываешь и двигаешься дальше».

Отон действительно смог справиться с эмоциями, но не забыл подробности своего первого убийства. Это произошло в суннитском квартале Багдада Аль-Адамийя. Задачей взвода Ото на было оказывать поддержку другим подразделениям по мере необходимости.

Однажды ночью взвод отправился на задание. Едва их танки и боевые машины пехоты Bradley вошли в Аль-Адамийю, как их обстреляли из гранатометов и автоматов. Экипаж большинства боевых машин состоит из трех человек: командира, водителя и наводчика орудия. Перевозит Bradley шесть или семь солдат в специальном небольшом отсеке. Если по металлу бьют из автомата, кажется, как будто находишься в стальном барабане, по которому бьют со всех сторон. Эффект от удара из гранатомета намного хуже. Напоминает взрыв глубинной бомбы такой силы, что звенит не только в ушах, но и как будто во всем теле.

Выйдя из машины, Отон и другие бойцы укрылись за зданиями. Когда началась перестрелка, все правила просто вылетели у них из головы. Любой, кто оказывался в зоне дальности стрельбы, становился мишенью.

«Мы с командиром отделения были в укрытии за углом здания, — рассказывает Отон, — и увидели, что к нам идет какой-то человек, руки в карманах».

Было непонятно, вооружен ли он. Командир приказал стрелять. Отон навел оптический прибор винтовки М-4 на голову человека, медленно нажал на спусковой крючок. Они были довольно далеко от цели, так что выстрел получился не совсем точный, но человек все равно упал.

«Я попал ему в шею с расстояния 200–240 метров. Он упал на колени, хватая ртом воздух».

Отон и командир подошли ближе. Раненый еще был жив, но лежал на земле, не двигаясь. Руки он по-прежнему держал в карманах.

«Что мне сделать?» — спросил Отон у командира. Тот сомневался всего несколько секунд.

Выбор, убить или не убить раненого противника, неоднозначен. Солдату будто выпадает еще один шанс подумать, должен ли он отнимать чью-то жизнь. Но какое решение принять? Выполнить первоначальное намерение и убить человека? Или наблюдать за страданиями раненого и позволить ему умереть или выжить, не вмешиваясь?

Эту мучительную дилемму описывает Эрих Мария Ремарк в романе «На западном фронте без перемен». Немецкий солдат Пауль ранит французского военного, попавшего в его окоп. Француз умирает долго и мучительно, на глазах у Пауля: «О, эти долгие часы! Я снова слышу хрип. Сколько же времени нужно человеку, чтобы умереть? Я ведь знаю: его уже не спасти. Сначала я еще пытаюсь убедить себя, что он выживет, но в середине дня этот самообман рухнул, разлетелся в прах, сметенный его предсмертными стонами. Если бы только я не потерял револьвер, я бы пристрелил этого человека. Заколоть его я не могу» [12] Ремарк Э. На Западном фронте без перемен. — М.: Правда, 1985. .

Отону и его командиру здесь, на улице иракского города, придется сделать выбор. Этот человек больше не представляет опасности? Или же он может причинить какой-то вред? Решение, которое они примут, скажется на всей их дальнейшей жизни. Оно должно быть оправданным — с точки зрения и морали, и закона.

Командир отделения решил, что иракец еще может представлять угрозу. «Заканчивай с этим», — приказал он Отону. Тот опять прицелился.

«Я дважды выстрелил ему в висок с расстояния полуметра». Пули выбили мозг, по улице растеклась темно-красная лужа крови. Они обыскали убитого и обнаружили в кармане осколочную гранату с еще не выдернутой чекой. Отон и командир снова укрылись за углом здания. Похожие инциденты повторялись несколько раз в течение ночи. Когда они замечали кого-то на улице, командир освещал его своим фонарем, а Отон стрелял.

«Я же здесь не в благотворительной организации», — объясняет Отон совершенно спокойно, без всякой напускной бравады. Для него это вопрос целесообразности: «Не надо на этом зацикливаться. Да, какое-то время испытываешь угрызения совести, какое-то время думаешь о сделанном. Но в тот момент просто некогда было размышлять. Надо просто радоваться, что сам остался в живых».

Шесть лет спустя я написал Отону. Он служит все в том же подразделении, по-прежнему базирующемся в Германии. Он получил звание штаб-сержанта и теперь командует взводом. Отон доволен своей карьерой в армии. Его отношение к службе не изменила и вторая командировка в Ирак, куда он снова попал два года спустя после нашей встречи в Кербеле. Он не собирается уходить из армии, считает это своей профессией. Отон порвал с девушкой-турчанкой после возвращения из Ирака, но по-прежнему носит повсюду с собой свой талисман.