Кевин Сайтс - Синдром войны. О чем не говорят солдаты

Искол вернулся к грузовику, возле которого сержант выговаривал младшему капралу, первым открывшему огонь, за то, что он стрелял по тому месту, где находился Искол. Но Закари понимал, что это его план с шипами оказался крайне неудачным. Капрал стрелял в грузовик, точно определив направление. Искол оказался на линии огня, потому что сам ошибся при выборе позиции. И еще ему было ясно, что они убили невиновного. Мирного жителя.

«Я должен был сказать капралу, что он все сделал правильно. И что завтра ему придется делать то же самое. И это самое тяжелое. Ты же понимаешь, что отвечаешь за своих людей: за их жизнь, пока мы находимся там, и за их душевное состояние после возвращения домой». Если бы капрал промедлил, другие пехотинцы или их иракские союзники могли погибнуть. В любом случае именно Искол отвечал за все случившееся. Правильно он действовал или нет — груз ответственности оказался нелегкой ношей. Он почувствовал себя очень одиноким.

«Мы забрали тело в лагерь. Сделали скан радужной оболочки глаза [24] Армия США создала биометрическую базу данных, содержащую информацию об установленных повстанцах и террористах. и отвезли тело в полицейский участок. Я сел писать рапорт об инциденте. Помню, нервничал, боялся, что у нас будут неприятности. К моему удивлению, все уладилось очень быстро. Я получил письмо по электронной почте: дело закрыто. Наши действия были признаны оправданными. Я подумал тогда, что мы недостаточно ценим жизнь иракцев. Конечно, мы должны защищаться. Но ведь погиб человек. Я хотел, чтобы наше командование признало, что отнятая человеческая жизнь заслуживает, по крайней мере, проведения расследования».

Закари понимал, насколько ценна каждая жизнь, в том числе и убитого ими иракца. Это стало еще более очевидно после разговора с братом погибшего, который пришел на базу на следующий день.

«Я почти целый день провел с ним. Он рассказал мне о своей семье. Рассказал, что погибший, его брат, очень поздно женился, потому что почти всю жизнь заботился о матери. У него было двое маленьких детей». Брат убитого объяснил Исколу, почему тот, скорее всего, не остановился у КПП. Он плохо видел, и у самосвала были проблемы с тормозами.

«Я позвал сотрудника военно-юридического управления, и мы сразу же выплатили брату погибшего компенсацию за потерю родственника — $2500. Ведь он погиб по нашей вине. Наверное, ему было очень страшно прийти на базу. Даже представить себе не могу, каково ему было. Я пытался попросить прощения за то, что мы сделали, но он только повторял, что на все воля Аллаха и что, значит, пришло его время. Мы опасались, что его ограбят или даже убьют из-за этих денег, так что Абуд отвез его домой».

«Абуд вел себя очень почтительно с братом погибшего, был очень добр к нему. Но при этом все время повторял: «Случившееся — настоящая трагедия. Но так уж сложились обстоятельства. Каждый делал то, что должен был. Каждый действовал, исходя из имевшейся на тот момент информации»».

«Тогда я очень хотел в это верить. А сейчас виню себя за случившееся. Вероятность того, что убитый оказался бы повстанцем, была примерно 50 %. Исходя из этого я и действовал. Сейчас я думаю, что мы могли бы поступить по-другому, пойти на большие риски. Конечно, если бы мои пехотинцы на самом деле оказались в опасности, я бы думал по-другому. Но я до сих пор задаюсь вопросом, к чему в конечном итоге привели наши действия. Вдруг этот инцидент заставил кого-то из иракцев присоединиться к повстанцам? В таком случае получается, что мы не обезопасили себя, а совсем наоборот».

Позже события того дня заставили Искола задуматься о том, насколько вообще оправдана политика американского военного руководства, отдающая приоритет защите американских солдат даже над принципом неприкосновенности жизни мирных граждан [25] Политика «защиты войск» подразумевает, что американские войска должны по возможности сводить к минимуму свои риски во время кампании. Например, если не удается установить точно, кто управляет приближающимся транспортным средством, военнослужащие имеют право стрелять на поражение. Возможно, если бы Искол и его товарищи не действовали согласно принципу «защиты войск», они не убили бы ни в чем не повинного водителя грузовика. в течение нескольких лет он был ярым сторонником американской кампании в Ираке, он сам добровольцем отправился туда, причем дважды. Но после случившегося Закари начал сомневаться в том, следовало ли США вообще начинать эту войну.

Но пока у Искола не было времени подолгу размышлять обо всем этом. Ситуация в Эль-Фаллудже становилась все более напряженной. Стычки с повстанцами участились. Правда, сомнения так и не покидали Захари.

«У нас было два щенка, мы их назвали Беовульф и Кэннонбол, как наши позывные. Беовульф сожрал средство от мух, и у него начались конвульсии. Никто из пехотинцев не решался прикончить его, и наш санитар позвал меня. Я надел мешок щенку на голову и застрелил его из своего пистолета. Тогда я понял, что все идет не так, как ожидал. Я думал, мне придется убивать повстанцев, сражаться с фанатиками. А вместо этого я убил щенка».

Вернувшись домой, Искол сначала очень хотел доказать самому себе и другим, что военная кампания США в Ираке оправдана. С фанатичной уверенностью он убеждал всех, кто готов был его слушать, что решение Америки начать войну было единственно верным. Но по прошествии некоторого времени его собственные утверждения стали казаться ему беспочвенными. Его учили анализировать и осмысливать все происходящее с ним, и сейчас он начал размышлять о своем военном опыте. Больше всего ему не давала покоя битва за Эль-Фаллуджу в ноябре 2004-го, масштабная операция по освобождению города от повстанцев. Американские войска выполнили свою задачу, но город практически сравняли с землей.

«Когда мы вернулись домой, нам казалось, что мы успешно выполнили очень важную задачу. Активность повстанцев, особенно в Аль-Анбаре, почти свелась к нулю. Но потом там поднялась очередная волна насилия, и я стал сомневаться, что наше присутствие вообще что-либо изменило. Я начал лучше понимать, что на самом деле произошло в Эль-Фаллудже. Мы считали, что начало всему положило убийство сотрудников Blackwater (американской частной охранной компании), но ведь для иракцев все началось еще за год до этого, — говорит Искол. — Сейчас, оглядываясь назад, я сомневаюсь в том, правильно ли мы поступали. Наверное, невозможно не размышлять о том, что пришлось пережить, с чем пришлось столкнуться на войне. Она не оставляет вас и по возвращении домой. После того как побывал на войне, нельзя не смотреть на вещи по-другому».

Искол понимал, что не может оставить в Ираке своего переводчика Абуда. Работая на американских военных, Абуд подвергал опасности не только себя, но и своих близких — жену и четырех дочерей. Им начали угрожать, так что они, как тысячи других иракцев, были вынуждены бежать в Иорданию. В то время иммиграционная политика США в отношении беженцев из Ирака, даже тех, кто сотрудничал с американскими войсками, была очень жесткой: в Соединенные Штаты пускали всего 3000 человек в год.