Кевин Сайтс - Синдром войны. О чем не говорят солдаты

Та истина, которую я обнаружил в историях солдат и своей собственной, не нова. Война раскрывает двойственность нашей природы: нашу способность творить добро и склонность к злодеяниям. Война, как ничто другое, может и объединять, и разделять нас, заставляя испытывать и гордость, и стыд одновременно. Но только сейчас мы начинаем осознавать (а как иначе, если тысячи американских военных возвращаются домой из Ирака и Афганистана?), что эта двойственность угрожает уничтожить нас, если истории солдат не будут рассказаны. Полностью, без пробелов. А значит, как бы сложно ни было и им, и нам, возвращающиеся с полей сражений должны поделиться с обществом не только своим горем и болью. Они должны рассказать нам и о том, что война может дарить опьяняющую радость и чувство товарищества.

На самом деле в каждой истории из этой книги есть надежда. Надежда для тех, кто, как штаб-сержант Микеал Отон, научился принимать свою работу и необходимость убивать, как бы сложно для них это ни было. Может быть, это надежда на выздоровление, даже если оно наступит очень нескоро, — как у младшего капрала Джеймса Сперри. Надежду нам может подарить смелость тех, кто готов рассказать, что грозит человеку, нажимающему на спусковой крючок, — смелость, проявленная покойным младшим капралом Уильямом Уолдом и всеми остальными героями этой книги. Мы в долгу перед всеми этими людьми: не только за их службу, но и за их готовность помочь нам что-то понять. И мы должны умолять остальных сделать то же самое, чтобы, в свою очередь, помочь им.

К счастью, надежда есть и для меня. Она появилась, когда я, наконец, взял на себя труд рассказать историю своей сломанной жизни. Когда я решил изменить ее, чтобы в ней снова нашлось место надежде и цели, а не только ненависти к себе и саморазрушению. Надежда пришла в мою жизнь неожиданно, когда, казалось, надеяться уже было не на что. Спустилась на сцену с помощью хитроумного приспособления из веревок и рычагов, как Бог из машины в последнем акте греческой трагедии.

Зовут ее Анита. Мы познакомились летом 2008 года на курсах альпинизма в национальном парке Джошуа-Три. Она боялась высоты, что многим может показаться вполне естественным при росте 150 см. Но воспринимала она этот страх как вызов и, как все вызовы в своей жизни, готова была не раздумывая его принять. Мы быстро нашли общий язык, весело болтали и шутили во время занятий. Однажды она с наигранным нетерпением спросила меня, уперев руки в бедра, почему у меня уходит вдвое больше времени, чем у остальных, на то, чтобы завязать какой-то узел. Узел я завязывал на страховочном тросе, который должен был удержать ее в случае падения. Я посмотрел на нее как на сумасшедшую и ответил, что, наверное, можно немного потерпеть, чтобы я завязал узел как следует.

Наши отношения очень напоминали флирт. Наверное, с моей стороны это флиртом и было, но мы оба в тот момент были несвободны. Поэтому стали просто друзьями. Мы часто ходили вместе ужинать или выпить в какой-нибудь бар. Наши «вторые половинки» всегда были с нами, но болтали мы почти исключительно друг с другом. Однажды я пригласил ее с еще одним моим другом в поход в каньон Темескал. Моя девушка в тот раз решила не ехать с нами. Все три часа, вместо того чтобы наслаждаться захватывающими видами Тихого океана, мы говорили без умолку. Я понял, что у этой взбалмошной филиппинки есть кое-что еще, кроме сарказма и дорогой обуви.

Анита приехала в США в 13 лет, когда ее мать вышла замуж за американского моряка. Английский она выучила благодаря телесериалу «Главный госпиталь». Она искренне привязалась к своему отчиму, хотя дисциплина в доме и была очень строгой. Анита стала такой же фанаткой спорта, как и он. Даже начала болеть за его любимые футбольную и бейсбольную команды — «Нью-Ингленд Патриоте» и «Бостон Ред Соке». Она построила успешную карьеру в области рекламы, вышла замуж за свою университетскую любовь, родила дочь и через два года после ее рождения развелась. Меня покорила сила ее характера и упорство. Как только такая личность умещалась в таком маленьком теле! Когда я расстался со своей девушкой, я начал подумывать о том, чтобы поближе познакомиться с Анитой. Но я собирался в Гарвард, так что времени не было. Так начался мой год «просвещения», в течение которого я мог общаться с выдающимися журналистами и получать новые знания в лучшем из американских университетов. Вместо этого я блуждал в потемках — именно так представляется мне тот период моей жизни.

Мне нужна была профессиональная помощь. Сам я был уже не в состоянии справиться. Последние сомнения на этот счет развеял один эпизод. Как-то во время гарвардских каникул мы с одним моим старым приятелем нюхали кокаин. А потом стали резать себя теми самыми бритвами, с помощью которых делали кокаиновые дорожки. Сначала я порезал себе спину сзади. Чуть ниже и параллельно талии появилась кровавая линия — там ее не увидит никто, кроме самых близких моих знакомых. Мой друг сделал то же самое. Потом я вонзил бритву в правое бедро так глубоко, так что там до сих пор остался шрам. Не знаю, что и кому я хотел таким образом доказать. Может быть, я просто был в отчаянии и устал чувствовать себя игрушкой в руках судьбы.

Правда, такие развлечения не вошли у меня в привычку, я не испытывал потребности причинять себе физический вред. Просто в тот момент мне захотелось найти какой-то новый способ наказать себя за то, что я позволил умереть человеку.

Когда я, наконец, полностью осознал последствия моего поступка в мечети Эль-Фаллуджи, мне вдруг вспомнились сновидения, которые я часто видел до того, как оказался в горячих точках. Мне снилось, что я спасаю людей. Такая вот ирония. Один сон я помню особенно хорошо. Я прыгаю в реку Потомак (я жил тогда в Вашингтоне), чтобы спасти пассажиров рухнувшего туда самолета. (Скорее всего, этот сон навеяла авария самолета Air Florida в 1982 году. Самолет упал в реку, и один из случайных свидетелей катастрофы прыгнул в воду, чтобы попытаться спасти пассажира. Погибло 74 человека.) Во сне я обвязываю себя вокруг талии тросом, другой конец которого прикреплен к стоящему на берегу строительному крану. Потом плыву к самолету и закидываю трос на него. И с помощью крана вытаскиваю самолет и пассажиров на берег. Все спасены.

Но когда появился шанс спасти человека не во сне, а наяву, я его просто не увидел. Я был в шоке от совершенного на моих глазах убийства. И не смог сообразить, что умолявший меня о помощи Талеб Салем Нидал может стать следующей жертвой. Он был единственным свидетелем расстрела в мечети, и с его смертью исчезла последняя возможность пролить свет на те события. Раненый и безоружный, он, видимо, понял намерения своих убийц и попытался спастись, уползти от них. Ему трусливо выстрелили в спину. В его теле нашли больше 20 пуль.