Владимир Бондаренко - Последние поэты империи

Совсем другая лирика — лирика трагического поэта, полная и грусти, и любви, возникла в его последние годы. Об одном из лирических шедевров уже писал Юрий Кублановский, называя его «самородком крупной, редкой породы». Я лишь соглашусь с ним. И процитирую замечатель­ные строки:

Твоя грудь, как две капли, —

вот-вот — упадут.

Я бы жил с тобой на Капри —

а то — украдут.

Золото волос и очи —

дикий янтарь.

Я бы хранил, как молитву к ночи.

Как алтарь...

(«Твоя грудь, как две капли...», 26 марта 1980)

Он знал, что его поэзию будут беречь на потом. Он все про себя знал, как мало кто из поэтов. Таким очень трудно живется. Он умудрялся не только жить, но и творить ра­дость другим, творить чудо русской поэзии.

Я считаю Леонида Губанова одним из поэтических классиков русского XX века, сыном Державы, которая об­ходилась с ним сурово, но он ей платил в ответ лишь лю­бовью.

Он был легким и страстным хозяином своей вольной поэзии, но попал не ко времени. Что делать в скучный за­стойный период таким поэтам? С другой стороны, он и спасал свое время, был его поэтическим принцем, которо­му дано было и порезвиться, и окунуться в любовь и нена­висть, и жить весело, без натуги, зная о своей скорой смер­ти. Леонид Губанов умер мгновенно, от сердечного присту­па в сентябре 1983 года. «Серый конь» его поэзии всегда бу­дет с нами.

Увы! Любимая моя,

прощай! Грачи кричали... Занавес.

А пьесу в стиле сентября

показывать не стоит заново.

(«Чертог моей тоски и ласки...», 1964)

2003 Санаторий «Загорские дали».

- * -

Родина моя

Я пробираюсь по осколкам детских грез

В стране родной,

Где все как будто происходит не всерьез

Со мной. Со мной.

Ну надо ж было так устать,

Дотянув до возраста Христа. Господи...

А вокруг, как на парад,

Вся страна шагает в ад

Широкой поступью.

Родина моя

Скорбна и нема...

Родина моя,

Ты сошла с ума.

В анабиозе доживает век Москва — дошла.

Над куполами Люциферова звезда взошла,

Наблюдая свысока, как идешь ты с молотка

За пятак.

Как над гордостью твоей смеется бывший твой халдей

С Запада.

Родина моя

Скорбна и нема...

Родина моя,

Ты сошла с ума.

Родина моя —

Нищая сума.

Родина моя,

Ты сошла с ума.

Восьмой десяток лет омывают не дожди твой крест,

То слезы льют твои великие сыны с небес...

Они взирают с облаков, как ты под игом дураков

Клонишься.

То запиваешь и грустишь, то голодаешь и молчишь,

То молишься…

Родина моя

Скорбна и нема.

Родина моя,

Ты сошла с ума.

Родина моя —

Нищая сума.

Родина моя —

Ты сошла с ума.

1989.

Бунтарь с имперскими эполетами

Игорь Владимирович Тальков родился 4 ноября 1956 года в деревне Трецовка Тульской области, убит при загадочных об­стоятельствах 6 октября 1991 года в Ленинграде. Мать и отец встретились в лагере, там же родился его старший брат Владимир. После освобождения семья переехала на окраину городка Щекино — в деревню Трецовка. Домик, где родился Игорь, стоит до сих пор. В 1966—1971 годах учился в Щекино в музыкальной школе по классу баяна.

Стихи начал писать с детства. Несмотря на все роди­тельские лишения и их лагерные годы, в юности был настроен прокоммунистически, свято верил в ленинские идеалы. Даже писал в стиле Маяковского: «Тронутый словами Ильича, / Я поклялся впредь ценить минуты. / И почувствовал, как плача и ворча, /Погибает лень во мне со злобой лютой» (1973). Тогда же появилась первая политическая песня Игоря Талькова «Ночь над Чили». Он был душой с Альенде и его товарищами, готов был ехать им помогать.

Поступал в театральное училище, но не попал и в 1977 го­ду был призван в армию, службу проходил под Москвой в Нахабино. В армии создал свой музыкальный ансамбль.

Болезненный процесс смены идеалов происходил уже после службы в армии. Демобилизовавшись, учился сначала в Мос­ковском пединституте, затем в Ленинградском институте культуры. Заодно работал с самыми разными музыкальными ансамблями. В 1982 году И. Кобзон пригласил Талькова на второй тур Всесоюзного конкурса молодых исполнителей в Сочи, но его «срезали»; так он познавал жестокие условия шоу-бизнеса. Работал в Ленинграде с певицей Людмилой Сенчиной и композитором Давидом Тухмановым. Первую извест­ность принесла песня «Чистые пруды» (1987). С началом пере­стройки от лирических песен перешел к жесткой песенной публицистике. Написал песни «Родина моя», «Россия», «Гос­пода-демократы» и другие, развивая национально-православ­ное направление в песенной поэзии. В кино сыграл роль князя Серебряного в одноименном фильме. Погиб на пике своей сверхпопулярности. Все его лучшие песни — о поруганной, но великой России.

Игорь Тальков как в жизни, так и после смерти терпит сокрушительное поражение в боях со смертельными врагами, но вновь воскресает, дабы дать надежду всем нам на будущую победу русского духа. Может быть, своей энергией воскрешения он заражал переполненные залы больше, чем конкретными, не всегда понятыми до конца текстами. Я смотрю на Игоря Талькова не столько как на поэта, хотя среди сотен его текстов есть и немало поэтических жемчужин, сколько как на один из немно­гих реальных символов попытки возрождения нацио­нальной России.

Все могло быть в начале перестройки: я не забываю о встрече Бориса Ельцина даже с лидерами «Памяти», зна­чит, просчитывался и такой вариант национальных пере­мен. Но, как обычно в России и бывает, нам достался опять самый крутой, трагический вираж истории. Направо пой­дешь... налево пойдешь... а прямо пойдешь — жизнь поте­ряешь, и русские богатыри по установившейся или данной свыше традиции всегда идут прямо.

Остается только конструировать новую счастливую утопию и верить в ее реальность. Как истово верил Игорь Тальков.

Я пророчить не берусь,

Но точно знаю, что вернусь,

Пусть даже через сто веков

В страну не дураков, а гениев.

И, поверженный в бою,

Я воскресну и спою

На первом дне рождения страны,

Вернувшейся с войны...

(«Я вернусь», август 1990)

Игорь Тальков — это случайно взлетевшее чудо в отече­ственной эстраде. Таких не должно было быть там изна­чально. В мире Розенбаума и Лещенко, в крайнем случае Бориса Гребенщикова и Сергея Шнурова не могло быть та­ких ярких и открыто социальных русских песен протеста. Русскость пугала всех менеджеров шоу-бизнеса. Но она же, энергетически заряженная до немыслимых пределов, при­тягивала к себе уже сотни тысяч подростков.