Владимир Бондаренко - Последние поэты империи

В. Б.Валерий, ты сказал, что вы играете «Высоцкого» два раза в месяц. Как за эти десятилетия менялась реакция зрителей? Вспомни первые спектакли — грандиозный шум, скандал, мировая пресса, и вот сейчас на тот же са­мый спектакль с небольшими изменениями учителя водят школьников классами, приходят ностальгирующие люби­тели. Что изменилось в реакции зрителей?

В. 3.Но, Володя, многое зависит всегда и от исполни­теля. Иногда исполнитель берет на себя как бы соавторст­во, и тогда он выигрывает. А какие-то песни, например, «Кони привередливые», звучат только в его исполнении по магнитофонной записи. Конечно, ушли политика, полити­ческий ажиотаж, всякая подцензурность, фиги в кармане и так далее. Иной социальный фон. Никакого подтекста. Просто Высоцкий и его песни. Зритель и сегодня ходит на «Высоцкого». Я не могу сказать, что зрительный зал бывает полон, но интерес остается постоянным. Произошла такая вещь: сегодня на этот спектакль пошел наш былой зритель со своими детьми. Действительно, человек живет, пока его помнят. Но я вижу, как отцы стараются привить своим де­тям любовь к Высоцкому. Для меня это отрадный пример.

В. Б.Я хотел бы сказать еще об одном: во всем мире есть элитарная культура, есть массовая культура, а есть на­родная культура. И существуют художники, которые вби­рают в себя все — все три культуры или элементы той или иной культуры. Можно ли назвать Владимира Высоцкого народным поэтом сегодня? Скажем, я не назову ни Андрея Вознесенского, ни Иосифа Бродского народными поэта­ми, хотя они, безусловно, талантливы. Андрей Вознесен­ский, правда, охотно подключается к массовой культуре, сочиняет какие-то песни для эстрады, но народным по­этом в современном понимании так и не стал. Он пишет для избранного читателя. Владимир Высоцкий, вращаясь в избранном кругу, всегда «опускался» и до народа, потому что писал для всех сразу, старался быть осознанно шире из­бранного круга. Добился ли он своего? Стал ли он народ­ным поэтом, как Сергей Есенин или Николай Рубцов? Вот два примера из классики XX века. Сергей Есенин и Осип Мандельштам. Никогда Мандельштам не станет народным поэтом. И не потому, что он — еврей. Для чистоты примера возьмем Иннокентия Анненского — великолепного, гени­ального русского поэта. Но и он никогда не будет народ­ным поэтом. Так вот, Владимир Высоцкий, которого чита­тели одной из массовых газет назвали уже в начале 2000 го­да вторым среди русских кумиров после Юрия Гагарина, стал ли воистину народным поэтом России?

В. 3.Ответ на этот вопрос еще впереди. Сам вопрос мне кажется преждевременным для такого клочка времени, как двадцать лет. Для Владимира Высоцкого это еще не срок для точного определения его места в культуре. Скажем, Сергей Есенин стал по-настоящему народным поэтом в пятидесятые годы, когда после долгого запрета вернулись его стихи. Путаница еще и в том, что постоянно идут филь­мы с его участием, постоянно звучит его голос, он как бы не ушел еще со сцены, чтобы определить его место на пол­ке классиков. Нас все время будоражат им, в том числе и скандалами вокруг его имени. Ты же, Володя, говоришь о временном отстое, о том, что познается в истинном разме­ре, а как это определить, когда и бульварная пресса, и мас­са малознакомых тусовщиков постоянно пишут о нем, де­лают себе имя на нем? Я сам думаю, что он принадлежит к народным русским поэтам. В судьбе своей он схож с Серге­ем Есениным.

В. Б.Только вместо Айседоры Дункан у Высоцкого Ма­рина Влади, тоже такой достаточно привычный для России выверт.

В. 3.Вот посмотри, Александр Твардовский — народ­ный русский поэт, как мне кажется, по духу своему. Но кро­ме «Василия Теркина» люди не знают его стихов. Прекрас­ные его стихи знают сегодня лишь знатоки.

В. Б.Впрочем, таких народных поэтов, как Николай Клюев или Николай Тряпкин, увы, русский народ сегодня тоже не знает... Тут уже надо говорить и о состоянии само­го народа... Перейду к другой теме. Для тебя, Валерий, Вла­димир Высоцкий прежде всего актер, певец, бард или поэт? Или все вместе? Этакое неотделимое явление сразу не­скольких искусств?

В. 3.Для меня никогда не стояло такого вопроса. Прежде всего Владимир Высоцкий — поэт. Во-первых, во- вторых и в-третьих. А потом уже все остальное. Я тут не со­гласен со многими, и решительно. У нас много певцов, много сочинителей текстов, бардов. Много талантливых актеров. Не менее талантливых, чем Владимир Высоцкий. И все с гитарами. И песни поют на всех углах. А Владимир Высоцкий — поэт. И он выше их всех. И они все это знают. Это уникальный случай, когда песни пел, и пел талантли­во, талантливейший поэт. Он же был крайне придирчив к своему слову. Жаль, что ему самому не досталось составить своего собственного избранного. От отвечал за свое слово. Но он был в таком окружении... Ведь это мы потом поня­ли, в каком окружении он находился. У него даже было не­сколько кругов окружения. Один — это Вознесенский, Ахмадулина, Бродский, Слуцкий. Другой круг — актеры. Тре­тий круг. Четвертый круг. И все его считали своим. Но при этом все его слегка недооценивали... А я же знаю, как он работал над стихом. Для него каждая удачная рифма была событием. Он часами пел одну и ту же песню почти без слов, подбирая слова. Поэтическая метафора имела для не­го гигантское значение. Конечно, он — поэт. Актеров, та­ких, как он, Господи меня прости, но их много. А он — уни­кален. Не будем сравнивать уровни, но был же нормальный актер Шекспир, и были его пьесы... И в «Гамлете» Высоц­кий играл себя самого, поэта Высоцкого с его судьбой... А мы учим его писать стихи. Это все равно, что хромой учил бы здоровых людей бегать... Отношение к Высоцкому как к актеру будет меняться. Меняются школы театральные, мо­да, меняются зрители. Актеры то кричат со сцены, то шеп­чут... Кино тоже устаревает. А стихи остаются.

В. Б.Почему так рвался Владимир Высоцкий сыграть Гамлета? Это для него не просто хорошая роль, о которой мечтает каждый актер. Это на самом деле — его судьба. Но он нервом воспаленным чувствовал, что это и судьба всей той эпохи безвременья. Помните: «Безвременье вливало водку в нас»? Это было поэтическое предчувствие развала России, кризиса всего окружающего его мира. Его Гамлет был не романтик и не трагик. Он был еще один последний солдат великого державного братства. Он голосом детей войны, голосом фронтового братства с надрывом, с хрипом пел о приближающемся крахе. И его Гамлет был таким же знаком будущего развала державы. Мы все были в те годы Гамлетами, как выразился Анатолий Курчаткин, «Гамлета­ми без шпаги». Он был герой негероического времени. И об этом писал. И потому его слушала вся Россия, которая тоже тосковала об ушедшем героизме. Как он воспринимал свое время?