Александр Севастьянов - Победу не отнять! Против власовцев и гитлеровцев!

Конечно, на всех было не угодить. Некоторая (незначительная) часть немецкого народа познакомилась с концлагерями — этим хитроумным английским изобретением. Ну и, само собой, плохо стало евреям. Но что из того? Кого это волновало? Ведь зато немцам стало хорошо. Доктрина национал-социализма ничего другого и не обещала.

Ошибочно было бы думать, что заслуги Гитлера признала и поддержала его лишь серая тупая масса — рабочие, крестьяне, солдаты, унтер-офицеры, мелкая буржуазия («лавочники»). Так сказать, статистическое большинство. Нет, нет и нет.

Как отметил Д. Толанд, автор наиболее объективной, удостоенной Пулитцеровской премии, биографии Гитлера, сам Ллойд Джордж, один из авторов Версальского договора, побывав в нацистской Германии, был потрясен увиденным и услышанным. В своем отчете, опубликованном в «Дейли Экспресс», он писал, что «Гитлер в одиночку поднял Германию со дна», что он «прирожденный лидер, динамическая личность с решительной волей и бесстрашным сердцем, человек, которому верят старые и перед которым преклоняются молодые».

Симпатизировали германскому нацизму и лично Гитлеру и другие видные европейские мыслители, например, британский драматург Бернард Шоу, норвежский писатель Кнут Гамсун или французский Селин. Что же говорить о национальной немецкой интеллигенции?

Еще в 1931 г. экономический гений Я. Шахт, будущий министр экономики и глава Рейхсбанка, писал Гитлеру: «Не сомневаюсь, что нынешний ход событий неизбежно приведет вас к власти… Ваше движение таит в себе такую силу правды и необходимости, что победа не заставит себя ждать». Шахт обеспечил Гитлеру поддержку национального капитала.

Сразу же после смерти Гинденбурга в августе 1934 г. весь генералитет, а за ним и вся армия присягнули на верность и полное повиновение лично фюреру Германского рейха и народа.

Почти одновременно с этим кабинет министров принял закон об объединении постов президента и канцлера. 19 августа за это проголосовало 90 % немцев. Министр финансов граф Лутц Шверин фон Крозиг, поначалу не доверявший «выскочке», впоследствии признавался: «На заседаниях кабинета нельзя было не выразить восхищения качествами, позволяющими этому человеку искусно руководить всеми дискуссиями, — его безупречной памятью, дающей возможность отвечать на любые вопросы; ясностью его ума, благодаря которой он мог свести самый сложный вопрос к простой… формуле; искусством делать выводы и, наконец, умением подойти к хорошо известной проблеме с новой точки зрения».

Папа римский дал прямое указание всем германским епископам поклясться в верности национал-социалистскому режиму и просил Бога благословить Рейх.

Сочувствовала Гитлеру и его Рейху и немецкая научная и творческая интеллигенция. Большая часть профессоров осталась, после прихода к власти нацистов, на своих местах. В начале нового, 1933/34 учебного года 960 из них, во главе которых стояли такие всемирно признанные ученые, как хирург Зауэрбрух, философ Хайдегтер, искусствовед Пиндер и другие, публично присягнули на верность Гитлеру и новому режиму. Президент Германской ассоциации математиков заявил коллегам: «Мы хотим поддержать дух тотального государства и сотрудничать с ним лояльно и честно. Как и все немцы, мы безоговорочно и с радостью ставим себя на службу национал-социалистскому движению и его лидеру». Помимо Хайдеггера, на активное сотрудничество с нацистами «охотно пошли» (Толанд) известные философы Крик и Боймлер. А знаменитый историософ Освальд Шпенглер, побеседовав полтора часа с Гитлером, выразил согласие с его взглядами и охарактеризовал собеседника как «очень порядочного человека».

Как подчеркивает Ширер, «большинство выдающихся деятелей немецкого музыкального искусства решили остаться в нацистской Германии и, по существу, отдали свои имена и свой талант на службу „новому порядку“. Не покинул страну и один из самых выдающихся дирижеров века Вильгельм Фуртвенглер… Остался и Рихард Штраус, ведущий из современных немецких композиторов. Некоторое время он являлся президентом музыкальной палаты (Штраус, кстати, был в большом восторге, когда Гитлер пригласил его в свою ложу на опере „Кавалер роз“ в Берлине). Известный пианист Вальтер Гизекинг с одобрения Геббельса гастролировал за рубежом, пропагандируя немецкую культуру. Можно было наслаждаться превосходным исполнением оперной и симфонической музыки. Непревзойденными в этом смысле считались оркестры Берлинской филармонии и Берлинской государственной оперы».

Следует отметить, что и театр сохранял лучшие свои традиции, во всяком случае, в постановках классического репертуара.

О Г. Гауптмане, бывшем, несомненно, величайшим из современных немецких драматургов, Ширер вспоминает: «Никогда не забуду сцену по окончании премьеры его последней пьесы „Дочь собора“, когда Гауптман, почтенный старец с развевающимися седыми волосами, ниспадавшими на его черную накидку, вышел из театра под руку с доктором Геббельсом». Между прочим, писатель и ранее недвусмысленно выразил свое отношение к нацизму, вывесив в своем окне флаг со свастикой.

Известно, что Томас Манн покинул Рейх по идейным соображениям. Покинули его по разным соображениям и некоторые писатели ненемецкого происхождения. Но множество немецких литераторов, таких, как поэты Блунк и Биндинг, прозаики Юнгер, Двингер, Кольбенхейер, Вихарт, Гримм, остались и приветствовали нацизм. Послевоенный режим постарался предать эти и многие другие имена забвению, но они были.

Гитлер считал постимпрессионистов и экспрессионистов представителями «дегенеративного искусства» и поддерживал художников романтического, реалистического и неоклассического направлений. Неудивительно, что масса живописцев, графиков, архитекторов, дизайнеров, творцов «стиля Третьего рейха», была на стороне нацистов. (Так, например, блистательный колорист К. фон Труппе создал портрет Гитлера 30-метровой высоты, украсивший Мюнхенский вокзал.) Но даже Эмиль Нольде, гениальный представитель гонимого экспрессионизма, будучи искренним патриотом, сочувствовал национал-социализму.

Суммируя сказанное, можно утверждать, что потрясающие успехи внутри и вне страны, помноженные на всенародную поддержку и любовь, с одной стороны, и на фантастическое везение — с другой, создали для Гитлера ситуацию, безгранично искусительную. И он, к сожалению, этого искуса не выдержал. Как гениальный, но неопытный игрок, он сумел сорвать банк, но, подстегиваемый азартом и непомерной верой в свою гениальность и фортуну, не смог вовремя остановиться и спустил все дотла.

Шаг за шагом, опираясь на свои достижения, добивался фюрер освобождения от всякого контроля и ответственности. Вначале — в партии, покончив в 1934 г. с Ремом и Штрассером. Потом — в армии, разом упразднив военное министерство, уволив 16 генералов и главкома сухопутных войск, сместив с постов еще 44 генерала. В тот же день, 4 февраля 1938 г., — в правительстве, сменив двух наиболее независимых министров. Назавтра партийный официоз, «Фелькишер беобахтер», вышла с заголовком: «Концентрация всей полноты власти в руках фюрера!» Но и этого ему было мало. В конце декабря 1941 г., сместив Браухича, Гитлер сам занимает пост Главнокомандующего всех вооруженных сил. А в апреле 1942 г. добивается принятия закона о предоставлении ему «всей полноты власти», хотя и так полнее власти уже не бывает.